Но Харьюла не сел пить чай. Он решил сходить к интенданту полка. Об этом интенданте говорили всякое. Интендант у них был новый, в полку появился недавно, и мало кто его знал. Поговаривали даже, что этот интендант ведет такие речи, что руководители, мол, предали революцию и тому подобное. Харьюла решил выяснить, чем же он все-таки занимается.
Интендантская служба со всеми складами помещалась в избушке рыжего Онуфрия. Избенка стояла на самом краю села, и там можно было спокойно варить брагу. Сам Онуфрий ничего не имел против, даже наоборот. Ведь кое-что перепадало и ему. Да и детей было чем накормить.
— А хорошие люди эти красноармейцы. Бедных они не обижают, — говорил он жене.
Его постояльцы были уже в таком состоянии, когда человек, как говорится, не чувствовал себя ни больным, ни бедным.
— А нынешние господа тоже правды не любят, — говорил один из них, ругая комиссара полка. — Скажешь правду в глаза, так сердятся.
— Я ехал в одном поезде с настоящими господами, — хвастался другой. — А начальство тоже бывает разное. Вот, например, наш командир. Он о ребятах так же заботится, как и Попов.
Он говорил о Попове, молодом матросе Балтийского флота, который в дни гражданской войны в Финляндии своими зажигательными речами агитировал этих молодых финнов отправиться из Хельсинки в Россию защищать революцию. В финскую Красную гвардию ребят не приняли, потому что они не были членами профсоюза. Вот они и вступили в отряд Попова и приехали с ним в Москву. Попов действительно умел заботиться о своих бойцах. Бог весть каким образом он в это голодное время обеспечивал их всем необходимым. Может быть, ему помогал кто-то, занимавший влиятельный пост. Но когда левые эсеры подняли в Москве мятеж, Попов заявил молодым финнам, что Совет Народных Комиссаров предал революцию, и велел направить стволы пушек на Кремль.
— Языка-то мы не знали, нас легко было за нос провести, — рассуждал красноармеец, сидевший в сторонке и занятый чисткой сапог. — Чуть не погубил нас этот анархист проклятый.
Из Москвы этих ребят послали подавлять восстание чехословаков, вспыхнувшее в Поволжье, но там они попали в часть какого-то полковника Муравьева, который тоже оказался предателем. Затем они служили в финской роте батальона Пермского ЧК и очищали прифронтовую полосу от бандитов. Узнав о том, что в Медвежьей Горе формируется финский полк, они приехали в Карелию и с тех пор сражались в рядах 6-го финского полка. Этим молодым финнам уже не раз приходилось смотреть смерти в глаза, и они на деле показали, чего они стоят, но во многих из них еще сохранилась какая-то мальчишеская беспечность и бесшабашность.
запел парень, только что хваставшийся, что ехал в одном поезде с господами. Но пение его было прервано приходом Харьюлы.
— Отведай-ка нашей бражки, — предложил ему парень.
— Где ваш командир? — спросил Харьюла, не замечая протянутой ему кружки.
— Пошел за санитарками ухаживать, — сказал красноармеец, ругавший комиссара. — Когда нам выступать? Я еще не успел валенки подшить.
Многие из красноармейцев оставались еще в зимнем обмундировании и были, конечно, недовольны. Неужели придется отправиться в поход в тяжелых валенках? Да и стоит ли тащиться десятки километров по мокрому глубокому снегу? Не лучше ли переждать неделю-другую, пока не вскроется река Кемь, и затем отправиться на лодках? У начальства свои планы. Им-то что! У них новые сапоги и обмундирование суконное. И вряд ли все пойдут, кое-кто останется здесь, в Подужемье, — рассуждали ребята.
Харьюле тоже не надо было чинить своего обмундирования, оно у него было новенькое. Он получил его недавно, недели две назад, когда закончил курсы командиров при Интернациональной военной школе в Петрограде. В новых сапогах, в зеленом суконном мундире вид у него был важный. Да и вообще за последнее время он сильно переменился.
— Стал что таракан, который сидит в щели камина в богатом доме и тоже мнит себя господином, — издевались ребята из интендантского взвода над Харьюлой, когда он ушел. — Вынюхивать пришел, сволочь…
Харьюла хотел заглянуть и к санитаркам, но, подумав, направился прямо в штаб полка.
Через три дня в Подужемье приехала комиссия из политотдела дивизии. Факты, которые сообщил в своем рапорте комиссар полка, подтвердились. Комиссия установила, что командир интендантской службы полка занимался не только хищением продуктов питания, но и прямым подстрекательством. Оказалось, он агитировал красноармейцев отказаться от выступления: «Разве можно отправляться в путь в распутицу, да еще в таком рванье?» — говорил он. А сам не ударил пальцем о палец, чтобы доставить из дивизии новое обмундирование. Интенданта взяли под стражу и отправили в военный трибунал. Больше в полку он не появлялся. А через несколько дней из Кеми начало поступать продовольствие и целое, хотя и бывшее в употреблении, обмундирование.