Водораздел

— У добрых людей уже хвоя привезена, а наша скотина в навозе тонет, — заговорила Паро, бросив на мужа сердитый взгляд. — А он вместо того, чтоб работать, все политикует да в волость бегает. Будто без него там не обойдутся…

По-разному воспринимали жители Пирттиярви доходившие до них слухи о больших переменах в мире. На Хёкку-Хуотари они почему-то действовали удручающе. Как бедно он ни жил, все же он был доволен тем, что имел. Он боялся, что может лишиться и этого. Поэтому в последние дни у него все буквально из рук валилось, он все чего-то выжидал да раздумывал. О хвое он вообще забыл.

— В такую погоду хороший хозяин даже собаку на двор не выгонит, — вступился за Хуотари Крикку-Карппа.

— На небесах, видно, тоже революция случилась. Всю осень одни дожди да ветры, — сказал Поавила.

Хёкка-Хуотари, потирая свой впалый живот, стал охать и жаловаться.

— Знаю я твою хворь, — прикрикнула на него из бабьего угла жена, успевшая уже сесть за прялку.

Вся деревня знала, что в доме Хёкки-Хуотари верховодит его жена. Впрочем, Хуотари сам был виноват, что оказался у нее под каблуком. Началось с того, что он не умел точить косу. Как он ни старался, коса только хуже становилась. Так что летом в косовицу Паро самой приходилось править все косы. А после смерти Олексея, видимо, чувствуя себя виноватым в смерти сына, Хуотари все чаще стал уступать жене, пока полностью не оказался под ее властью. Поавила, решив отомстить Хуотари за его бахвальство при игре, спросил у того:

— У вас бабья власть, что ли, в доме?

— Да, от этой власти уж не избавишься, — сокрушенно заметил Хуотари. — Тут и революция, пожалуй, не поможет. В девках все бабы хороши, а вот откуда злые жены берутся?

Паро остановила прялку и, взглянув на ухмыляющихся мужиков, бросила:

— А бабы злы из-за таких вот мужиков!

Хёкка-Хуотари смущенно пощипывал редкую, похожую на болотный мох бороденку.

Чтобы переменить разговор, Поавила спросил:

— Ты вроде что-то собирался сказать давеча?

— Совсем из головы вылетело. — Хуотари сердито покосился на жену. — Ах, да, вспомнил. Зря ты избу задумал строить…

— Почему? — нахмурился Поавила.

— Так, говорят, Керенский тоже продулся. — Только теперь Хуотари выложил самое главное. — Да тоже в нужнике оказался… Свояк говорил…

Петри неопределенно кашлянул. Он толком не знал, кто такой Керенский? С тех пор как Петри вернулся с турецкой войны, он ни разу не покидал родных мест. Он даже не ходил коробейником. Все рыбные места на родных озерах и даже самые отдаленные глухариные токовища он знал превосходно, а о событиях большого мира мог судить лишь по тому, что люди говорили. Петри был старый солдат и законными правителями считал только царей. Так что Керенского он не признавал, и поэтому заметил с презрительной усмешкой:

— Ну вот, год господином был, а собакой на весь век прослыл.

Мужики рассмеялись.

— А что? — Петри недоверчиво взглянул на них. — Навыпускал денег, которые ни на что не годны…

Пулька-Поавила сидел ошеломленный: новость, которую привез Хуотари, была все-таки неожиданной.

— А кто же там к власти пришел? — спросил он.

— Этого свояк не знает, — ответил Хуотари.

— Ну, пойдет теперь заварушка… — прищурил желтоватые глазки Крикку-Карппа, с умным видом поглаживая свою лысину. — Если началась драка за власть…

— Так что не торопись ставить избу, — посоветовал Хёкка-Хуотари Поавиле. — Подожди, пока погода прояснится. Кто его знает, что еще будет. Лучше день переждать, чем неделю страдать.

Поавила сидел и думал. Нет, не стоит верить всяким слухам!

— Если тишь дома просидишь, будешь в бурю грести… Так-то! — сказал Поавила и с таким решительным видом сунул под мышку наточенный топор, что мужики удивленно переглянулись.

II

Новость, которую Хёкка-Хуотари принес с погоста, заставила Поавилу крепко задуматься. До сих пор он был уверен в себе: ему казалось, что он разбирается в событиях времени и правильно представляет себе свое будущее. Но, оказывается, он ошибался. Вскоре с погоста пришла еще одна новость: с войны вернулся сын волостного попа и рассказал, что власть в Петрограде взяли какие-то коммунисты. Это известие так встревожило Поавилу, что он даже сна лишился. Он знал большевиков, с одним из них, с Михаилом Андреевичем, сидел в одной камере. Большевики — люди честные, они за простой народ. А коммунисты — кто они такие? О коммунистах Поавила слышал впервые. «Коммунисты? Гм! — бормотал он, доставая с лежанки свои пьексы. — Навыдумывают всяких названий. Простому мужику не разобраться в этих партиях…»

— Что ты там пыхтишь, точно кошель плетешь? — спросила Доариэ, услышав сердитое кряхтенье мужа.

— Вот черти, как ссохлись, — пыхтел Поавила, пытаясь натянуть на ноги покоробившиеся пьексы.

Наконец ноги были втиснуты в пьексы. Поавила медленно поднялся, напялил треух, поглядел на потолок, словно прикидывая, сколько он еще продержится, и вышел напоить лошадь.

Мерин повернул голову на скрип дверей и тихо заржал. «Ишь ты, еще ржет старый», — усмехнулся Поавила и похлопал мерина по крупу.