Водораздел

— Вон там, в пятом бараке, — показал Пекка на строение, темневшее за железной дорогой. — Его легко найти.

— Если успею, зайду. Потом поговорим.

Степан Николаевич похлопал Пекку по плечу и направился к ждавшему его Тизенхаузену. Идти к Тизенхаузену не хотелось, но раз пообещал, то так уж и быть…

Два закутанных в тулупы извозчика прохаживались у здания вокзала, похлопывая рукавицами.

— Ваше благородие! — обратился один из них к Тизенхаузену, узнав его. — Прошу в сани.

Тизенхаузен улыбнулся. Повеяло чем-то знакомым, напоминавшим о былом.

— Пожалуйста, прапорщик!

Тизенхаузен широким жестом показал на сани, покрытые меховой полстью.

Заскрипев на снегу, сани тронулись.

— Знакомого встретили? — спросил Тизенхаузен.

— Да. Бывшего ученика.

Очевидно, Тизенхаузену не понравилось, что Степан Николаевич остановился поговорить с Пеккой, и всю дорогу он упорно молчал. Лишь на главной улице города, когда проезжали мимо небольшого строения с железными решетками на окнах, он вдруг сказал:

— Арестантская.

Раньше Степан Николаевич не обращал особого внимания на это здание. Сейчас, обернувшись, он с интересом стал разглядывать черневшую в темноте уездную тюрьму, в которой когда-то вместе с Пулькой-Поавилой сидел его фронтовой товарищ.

Рядом с арестантской стояла гостиница. С нижнего этажа ее, из трактира, доносились звуки граммофона. Грустная мелодия вальса снова всколыхнула в душе Тизенхаузена воспоминания о былых временах, и он, попросив извозчика ехать побыстрее, стал насвистывать ее мотив.

Сани остановились у одноэтажного желтого домика. Тизенхаузен расплатился с извозчиком и постучал в ворота. На дворе зарычала собака.

— Лорд, Лорд! — окликнул Тизенхаузен. — Это я. Не узнаешь хозяина, бродяга?

Им долго не открывали.

Неожиданный стук в ворота застал врасплох миловидную, еще молодую хозяйку дома, у которой в гостиной за накрытым столом сидели гости. Среди них был и владелец лесозавода из Сороки англичанин Стюарт. Он только что побывал на приеме у британского консула в Кеми и пришел на пирушку довольно взвинченным.

— Если ничего не изменится, я обращусь за помощью в посольство Великобритании в Петрограде. Или сожгу завод… — возбужденно грозился Стюарт.

Стюарт был полон негодования. Пытаясь заставить забастовавших рабочих приняться за погрузку корабля, пришедшего за пиломатериалами из Англии, он объявил локаут, но рабочие в ответ пригрозили, что вывезут его с территории завода на тачке.

— Успокойтесь! — уговаривала Стюарта хозяйка, наполняя его бокал. — Лучше выпейте.

— У вас изумительные руки, Мария Федоровна! — шепнул Стюарт, схватив хозяйку за руку, на которой поблескивал перстень с дорогим камнем.

— Ой! — перепугалась Мария Федоровна, услышав стук в ворота и собачий лай. — Кто же это?

Вырвав руку, она побежала открывать.

— Гриша, дорогой! Наконец-то… Как ты вырвался оттуда? — бросилась она к мужу.

Тизенхаузен представил ей своего спутника:

— Мой попутчик, прапорщик Попов… Мария Федоровна, моя жена. Надеюсь, у нас найдется место для гостя?

— Разумеется. Милости просим! — засуетилась Мария Федоровна. — Гришенька, как я тебя ждала! Слава богу!

Заглянув в гостиную, Тизенхаузен остолбенел:

— Что это значит?

Не дав ему опомниться, жена увела его в спальню.

Степан Николаевич остался в растерянности стоять у входа. Ему было неловко как за себя, так и за попутчика. Но тут из спальни вышел Тизенхаузен — его словно подменили.

— С приездом, Григорий Оттович! — бросились здороваться с ним гости, словно старые знакомые. — Очень кстати прибыли… У Марии Федоровны день рождения.

— Да, да, — подхватила хозяйка. — Неужели ты забыл?. Мне сегодня исполнилось тридцать три. Подумать только! Тридцать три! — И она вздохнула. — А ты даже не поцеловал меня.

— Голубушка ты моя! — улыбнулся Тизенхаузен и чмокнул жену в щеку.

Тизенхаузен вернулся в прихожую и снял шинель. Вытащив из кармана шинели пистолет, он положил его на полку рядом с альбомом. Он словно хотел подчеркнуть, насколько уверенно он чувствует себя в Кеми.

— Эта штука может еще пригодиться, — сказал он, испытующе взглянув на Степана Николаевича.

Степан Николаевич нахмурился.

— Почему вы не раздеваетесь? — кокетливо спросила его хозяйка. — Снимайте шинель. Выпьете рюмочку за мое здоровье. Да?

— Благодарю вас. Я, по-видимому, здесь незваный гость, — вежливо отказался Степан Николаевич.

— Вы обидите меня своим отказом, — жеманно заворковала хозяйка. — Я вас прошу… один бокал… за меня…

— Извините, я не пью. Прошу простить меня за беспокойство…

Тизенхаузен вышел проводить Степана Николаевича.

— Напрасно вы пошли за большевиками, — сказал он на крыльце. — Вы же офицер.

— Пороховой дым вылечил меня, а вас, как вижу, нет, — ответил Степан Николаевич.

В бытность свою начальником уездного военного ведомства Тизенхаузен имел привычку отвечать призывникам, жаловавшимся на свое здоровье: «Пороховой дым вылечит вашу болезнь». Он уже забыл эти свой слова и теперь, когда его попутчик напомнил их, недовольно поморщился.