Водораздел. Будущее, которое уже наступило

Так, смягченное ведической религией христианство обернулось православием. С одной стороны, это наиболее мягкая, добрая форма христианства, а с другой — наиболее стойкая, хранящая основы. Орда была вынуждена передать баскаческие функции русским князьям, и закипел исторический бульон, из которого вынырнуло нечто невиданное до этого ни на Руси, ни в Орде, ни на Востоке, ни на Западе — автосубъектная русская власть.

Крепостничество как уклад долго сохраняло патриархальный характер, и для превращения его в систему понадобились западоподобные (и звероподобные) преобразования Петра, которые возвели над ордынской и византийской надстройками на русском базисе еще одну — квазизападную. Но и эту форму Русь-Россия, пережив екатерининское лихолетье, смягчила, причем руками самой власти, прежде всего Павла I и лучшего из Романовых — Николая I.

Интернационал-социалистов — адептов мировой революции, кроваво похозяйничавших на Руси в 1920-е и превративших ее в «страну негодяев», русская жизнь просто отторгла, а значительную часть уничтожила. Как написал Н. Коржавин: «И просто мздой, не наказаньем / Пришел к ним год 37-й». Брежневское время отмечено максимальным смягчением коммунизма-советизма русской жизнью, хотя революции и войны XX в. не прошли бесследно ни для нее, ни для русских, потрепав их генофонд и социокультурные инстинкты.

И вот пришли «лихие девяностые», триада «капитализм — антисоветизм — бандитизм». Криминал, бандитизм в 1990-е стал одной из форм, с одной стороны, приспособления русской жизни к навязываемому полуколониально-компрадорским режимом капитализму, с другой — одомашнивания этого капитализма, превращения в «квази-», «пара-» и т. п. Это прекрасно показано, в частности, в фильме «Бригада». Но опять же эта адаптация наряду с притоком мигрантов не могла не работать на ослабление, истощение русской жизни, на вообще износ человеческого материала, разбалансировку сознания, филетические изменения. Все это — на фоне изношенности технической инфраструктуры, кривляние компрадорской верхушки и надвигающегося мирового кризиса. В немалой степени указанным выше изменениям способствовали государственный антисоветизм и разнузданная пропаганда на ТВ всего того, что неорганично традиционным русским ценностям, прежде всего — социальной справедливости.

Практически все реформаторы Руси-России — от Владимира до Горбачева — воспринимали ее и ее население как некую огромную аморфную массу, которой они пытались придать позаимствованную извне форму, начиная от византийского христианства и заканчивая западными капитализмом и коммунизмом с их иерархиями и пирамидами власти. Как подчеркивал О. Маркеев, русская «масса не способна порождать пирамиды. Их жесткая иерархия и законченность были чужды ее аморфной природе. Правители всегда привносили идею пирамиды извне, очарованные порядком и благолепием заморских стран. Но не они, а сама масса решала, обволочь ли ее животворной слизью, напитать до вершины живительными соками или отторгнуть, позволив жить самой по себе, чтобы нежданно-негаданно развалить одним мощным толчком клокочущей энергии утробы. […] Вопрос лишь времени и долготерпения массы. […]…масса только с высоты пирамиды кажется киселем, …внутри она таит жесткую кристаллическую решетку, из которой она кует стержни, прошивающие очередную привнесенную из-за рубежа пирамиду власти, и… только эти стержни даруют пирамиде устойчивость и целостность; стоит изъять их, и уже ничто не спасет государственную пирамиду от краха».

Таким крахом, которому в немалой степени поспособствовала советская верхушка (часть ее — сознательно, еще большая часть — по трусости, тупости и слабоумию) и определенные сегменты верхушек Запада, стало разрушение СССР и советской системы. На месте последней до сих пор никакая новая система не возникла. Возникновение новой системы предполагает наличие внутреннего центра тяжести, тогда как мы видим ориентацию РФ, ее верхних слоев на внешние центры тяжести по линии «запад — восток» (при этом, как заметил тот же Маркеев, русская масса жила большей частью по линии «север — юг»/«юг — север». К тому же остается открытым вопрос, на какой основе строить новую систему: коммунистический СССР, самодержавно-капиталистическая поздняя Российская империя, Московско-византийское царство: все они в прошлом, vixerunt («отжили») и восстановлению не подлежат. Не подлежат восстановлению и их идейные скрепы — они свое отработали. Как и их основа — библейский проект (не путать с учением Христа — теория Маркса и марксизм тоже разные вещи).

Капитализм как идея логически вытекает из библейского проекта; кризис, финал капитализма подводит черту и под этим проектом. Сегодня речь должна идти даже не об антикапитализме, в 1960-е годы бездарно не использованном советской номенклатурой для рывка в будущее, в посткапитализм, который она, исходя из своих шкурных интересов, заблокировала, а о некапитализме.