Водораздел. Будущее, которое уже наступило

Кроме сознательных и «полусознательных» искажений реальности есть и такие, которые связаны с тем, что наше внимание чаще всего приковано к определенному пространству (в ущерб другим) и ограничено определенным временем — краткосрочным, сегодняшним днем. Это понятно и в ряде отношений естественно, однако последствия такой избирательности нередко бывают катастрофичными, особенно в средне- и долгосрочной перспективе. Я имею в виду следующее. Мы, не отрываясь, следим за тем, что происходит в мире, в большой политике; концентрируясь на Западе, прежде всего — на США: президентские выборы, что сказал Трамп, что мутит Хиллари и т. п. Разумеется, кризисы и войны: Сирия, Каталония, Венесуэла и многое другое. Однако при всей важности этих событий это то, что на поверхности, это — краткосрочно-событийное. Есть менее заметные процессы, последствия которых разворачиваются долго, но, развернувшись, нередко создают такие ситуации, порождают такие кризисы, которые меняют, а то и просто ломают ход истории. Сегодня процессы эти разворачиваются на периферии Запада, ядра капсистемы, т. е. «развитого мира», в мире трущоб и замечают их, как правило, только тогда, когда они становятся в полный рост, стоят у порога в виде многомиллионной армии варваров. И когда настает день Д и час Ч, когда звонят Колокола Истории, выясняется: то, чем люди жили и интересовались, то, что казалось им Большой Политикой, за чем следили как за главным, за судьбоносным, это не более чем мелкое шоу Большой Игры, главный приз которой разыгрывается где-то далеко, мелкое — на фоне тектонических сдвигов, которые в «жизни мышьей беготне» (А.С. Пушкин) мало интересовались. Ну конечно, интереснее с кем спит Мадонна, каково реальное состояние Уоррена Баффета и влияли ли русские хакеры на американские выборы. Это кажется настояще-будущим. He-а. Будущее — это албанцы в Риме, арабы в Париже и мексиканцы в Лос-Анджелесе. Будущее — это «мюнхенский султанат», «марсельский вилайет». Будущее — это «мечеть Парижской богоматери». Уточню: возможное будущее — если в Европе не произойдет, как сказал бы М.О. Меньшиков, «какой-нибудь смены энергий».

Чем-то вроде репетиции или, точнее, воспоминанием о будущем был миграционный кризис в Европе, но он прошел и его не то что забыли — постарались выбросить из головы. Однако проблема никуда не делась, демографический котел за пределами расово и демографически ветшающего западного мира бурлит. Когда он закипит и крышку сорвет, то мало не покажется — взрыв котла внесет решающий вклад и в наступление нового Темновековья, и обусловит многие черты нового посткатастрофического (для многих — постапокалиптического) мира. Ну а пока все эти дела на мировом Юге воспринимаются как неблизкий умеренно-тревожный фон европейского (североатлантического) бытия — как варварский мир (Pax Barbaricum) во времена поздней Римской республики и Римской империи. Но ведь надо помнить, чем все закончилось в случае с Римом.

С конца II в. н. э. варвары были постоянным внешним фоном, а затем фактором жизни Римской империи. В 113–101 гг. до н. э. Республика вела войны с кимврами и тевтонами. В 102 и 101 гг. Гай Марий нанес противнику поражения в битвах при Аквах Секстиевых и Верцеле, на чем война и закончилась. На тот момент численное соотношение Рима и варваров, римского войска и варваров было примерно одинаковым. За несколько столетий, пока Рим жил своей жизнью, переходил от кризисов к стабилизациям и от стабилизаций к очередным кризисам, численность варваров, селившихся по периметру римских границ, существенно выросла, военная угроза с их стороны помножилась на их демографический потенциал. К тому же и Рим с III в. слабел, переставая быть Римом, внутренне разлагаясь, утрачивая свои ценности и варваризируясь — мода на восточные культы, варварскую одежду, стремление элиты к гедонизму, разложение низов и т. п.

Иными словами, в течение нескольких столетий рядом с Империей нарастал демографический вал, который, как только она ослабла, обрушился на нее и сокрушил. И хотя финал сокрушения растянулся почти на сотню лет, факт остается фактом: варвары, инфильтрировавшиеся в империю и осевшие в ней, поддержали внешний натиск, и вышло по Тойнби: комбинированный удар внутреннего и внешнего пролетариата — и финал. Но этот удар демографически вызревал и готовился в течение трех столетий, будучи внешней канвой борьбы римской элиты за власть и собственность. А рядом тикала бомба замедленного действия, на которую и на долгосрочные последствия тиканья которой обращали мало должного внимания: варвары — это где-то там, за лимесом.