С 1960-х по начало 1990-х годов доход верхних 10 % американских семей начинался с 200 тыс. долл. В 1994–1995 гг. у нижней части этой группы доход вырос с 233 тыс. до 433 тыс. долл. В 2010 г. доходы верхних 10 % американцев трудоспособного возраста колебались от 199 тыс. до 441 тыс. долл. Посмотрим на зарплаты конкретных функционеров. В 2010 г. обычный конгрессмен получал 169 300 долл.; член кабинета — 191 300; судья Верховного суда — 208 100, спикер палаты — 217 400.
Доходы НВК вместе с полученным образованием, связями и образом жизни изолируют его представителей (а также верхнюю часть обслуживающих их — и Систему — ученых, журналистов, шоуменов, голливудских режиссеров и актеров «первого ряда») от остальной Америки. Представителю американского НВК более близки люди такого же типа и статуса в Западной Европе и в Японии, чем американский же «мидл» или тем более работяга.
Отдельный вопрос — специфика культуры необуржуазии, или, как формулирует его Д. Брукс, бобо-культура, т. е. культура богем-буржуазии. Выше уже говорилось о том, что богемизация необуржуазии, ее культуры обусловлена отрывом от содержательной социально-экономической жизни. Есть еще одна причина, на которую указал Д. Дюкло. Поскольку норма жизни необуржуазии, пишет он, хищническое разграбление того, что создано до нее, хаотизация и виртуализация мира, ей не нужны ни классическая культура, исторически связанная с буржуазией и аристократией, ни высокая культура вообще. Это так во всем необуржуазном мире — от США до РФ. Достаточно посмотреть, какие представители «культуры» окружали Обаму, достаточно вспомнить попсовых певцов РФ, получающих награды за вклад в «культуру» и все становится ясно — «культур-мультур». Гипербуржуазии с ее вкусом претенциозных накопителей, продолжает Дюкло, противопоказано «окультуривание», поскольку оно связано не только с культурой (хотя в принципе и этого достаточно), но также с традиционными ценностями, коренящимися в европейской цивилизации и потому чуждыми и опасными для всадников виртуально-глобального апокалипсиса.
Необуржуазия заинтересована в притоке мигрантов не только по политико-экономическим причинам (хотя и это очень важно — без притока рабочих рук извне придется стимулировать рождаемость в белых семьях, а это с учетом уровня потребления потребует социальных реформ, поворота вспять существующего три десятилетия тренда и сокращения доходов необуржуазии, которая скорее выберет классовую, расовую или обычную войну) и не только в мультикультурализме — самом по себе. И мигранты, и мультикультурализм — это, помимо прочего, средство разрушения традиционных ценностей европейской цивилизации, включая гражданско-правовые и религиозные, стоящие на пути идущего к концу и оттого бьющегося в необуржуазных конвульсиях капитала. В этом плане необуржуазия — антицивилизационная, антиевропейская буржуазия, онкобуржуазия.
Кто-то скажет: а как же трудовая протестантская этика Запада вообще и Америки в частности? Как же деловая Америка? Деловая Америка — результат усилий старой буржуазии и прежнего рабочего класса, четко различавших труд и игру. Особенностью культуры необуржуазии становится стирание граней между ними. Как пишет Д. Брукс, с одной стороны, у бобо все превращается в игру (типа «творчества»), игровая этика сменяет трудовую, сам труд развивается как игра, которая, однако, становится делом; результат — не дела, ни игры, а нечто невнятное, автоматическое с претензией на неординарность. С другой стороны, все нетрудовые — бытовые, игровые, сексуальные, спортивные и т. п. — формы приобретают характер серьезного, ответственного, общественно- и индивидуальнополезного, научно обоснованного занятия: богемная эмансипация тесно переплелась с буржуазным самоконтролем.
Наиболее ярко, считает Брукс, это проявилось в сексуальной культуре бобо. В ней большое внимание уделяется пограничным проявлениям секса. Речь идет о сексе очень пожилых людей, о сексе очень уродливых; «высоколобые (бобо. — А.Ф.) журналы про секс легко отличить от обычных: не дай бог поместить здесь обнаженную привлекательную натуру, на страницах этих журналов сексом занимаются люди исключительно некрасивые», инвалиды. «О сексуальных отклонениях, — пишет Брукс, — пишет столько теоретиков из академической среды, что оргии становятся подобны пляскам апачей в разгар туристического сезона, когда они исполняются уже не ради воодушевления, но чтобы порадовать группу преподавателей социологии, которые прилетели цитировать друг другу Деррида…бобо не просто облагораживают то, что когда-то считалось пагубным […] Секс в созданной ими литературе напоминает колледж и описывается, как процесс непрерывного самосовершенствования и расширения горизонтов».