Между фонемами, связанными с окончанием слова «плохие» и самым началом слова «новости», например, когда уже предугадывалось, что всё следующее слово действительно будет «новости», и — допущение — это будет конец предложения и, вероятно, конец сигнальной посылки, у него было время тщательно изучить систему Изенион, заново проанализировать все, что он знал о Гзилте и текущей ситуации относительно обратного отсчета до Сублимации и прочее, прочее. А вот чего он не мог взять в толк, так это того, зачем понадобилась такая спешка, ради которой его попросили даже выдержать определенную степень деградации двигателя — пусть и временную — лишь бы добраться до Изенион как можно быстрее.
Запрос исходил от его основного контакта и старого друга Какистократа, который непременно хотел знать, сделает ли он это исключительно из уважения к нему. Какистократ признал, что наделён дополнительными полномочиями и осведомлён о некоторых подробностях относительно ситуации, которая считалась настолько важной, что корабль следует просить пренебречь безопасностью, но хотел узнать еще больше, прежде чем поведать что-то Ошибке Нею… Он также спросил Ошибку Не …, согласится ли он на то, чтобы его спецификации были переданы группе, занимающейся тем, что предположительно может произойти.
Ошибка Не… серьезно подумывал сказать «нет» в обоих случаях, но потом решил, что вряд ли это выглядит тренировкой или какой-то причудливой проверкой на лояльность. Тем не менее, Какистократ был эксцентриком, даже если он официально не был признан эксцентриком, и поэтому гипотетическая ситуация могла сложиться исключительно в его сознании как некая прихоть. В конце концов, Ошибка Не… согласился пойти на предложенные условия касаемо скорости, но наложил вето на передачу спецификаций, за исключением того, что заинтересованным лицам было позволено сказать, что спецификации, несомненно, достаточно хороши.
— Понятия не имею, плохие это новости, хорошие или нейтральные, Ксан, — отправил он обратно лисейденскому адмиралу.
— Это скверно. Но хорошо, что ты был рядом, — сказал Ню-Ксандабо. Он хотел, чтобы это звучало искренне, и в какой-то степени ему это удалось. — Береги себя. Надеюсь, что ещё увидимся.
— Взаимно. Помни, куда идешь. Мы поговорим снова. После.
7 (С -20)
Фзан-Джуйм был субвершинным спутником скульптурной планеты Эшри, что включало его в казуистически редкую подкатегорию лун. Только его военный характер и естественный/искусственный статус — возможно, он являлся кораблём — не позволяли считать его подлинным чудом.
Верпеши, люди, построившие Город Пояса в Ксауне, обратили свое внимание на Эшри примерно в то же время, сто тысяч лет назад. К тому моменту Эшри был мертв уже более миллиарда лет. Он был маленьким, сухим, замерзшим и каменистым, с разреженной атмосферой и затвердевшим ядром, едва теплившимся: большая часть его тепла ушла с конвекцией, позднее — с излучением, и то небольшое количество радиоактивности, которым обладало ядро, с тех пор почти полностью улетучилось.
Благодаря небольшой собственной тектонической активности, но внушительному количеству ударов от бомбардирующих его астероидов, почти непрестанно вызывавших излияния лавы, покрывшие со временем большую часть поверхности, он выглядел как довольно гладкий маленький шар. Верпеши решили улучшить — в их представлении — сие многообещающее начало, и, задействовав методы глубокого терраформирования, превратили Эшри в один из своих скульптурных миров: планету с плоской поверхностью из полированной скалы с сетью опоясывающих ее траншей — с крутыми склонами, глубиной в километры и шириной в десятки километров — врезанными в нее и непосредственно вокруг нее. Из космоса планета выглядела как колоссальный шарикоподшипник с выгравированными на нём дорожками для тысяч меньших сфер.
В итоге совершившие упомянутую работу учёные Верпеша наделили Эшри статусом самого экстремального из всех миров Скульптуры: ни на каком другом планетоиде земля не была так тщательно выровнена, остатки атмосферы так усердно удалены, траншеи каньонов не были выгравированы так глубоко и так широко и не достигали такой ошеломляющей сложности.
Как и все несколько десятков или около того миров Скульпта, этот проект не принес им никакой пользы. Насколько можно было судить — верпеши были скрытным видом, неспособным или не желающим изъявлять себя в той мере, в какой другие, более любопытные виды, считали, это должным — миры Скульптов представляли собой серию титанических произведений искусства.