Водородная Соната

Как и многие Разумы Культуры, Каконим пытался имитировать опыт пребывания в Сублимации: существовали различные легкодоступные и настраиваемые пакеты, которые Разумы передавали от одного к другому, полученные в результате многовекового изучения, анализа, размышлений, воображения и просчётов. Утверждалось, что они дают представление о том, на что должно быть похоже существование в Сублимации, хотя, конечно, никто не мог этого доказать.

И не один из этих пакетов не выглядел удовлетворительным, хотя у каждого имелись свои адепты, а у некоторых даже те, кто, в сущности — и это шокировало Умы Культуры — являлся наркоманами.

Каконим попробовал несколько и обнаружил, что все они недостаточны: разочаровывающие, неадекватные, даже странно унизительные.

— Ну, — сказал он, — ты, по крайней мере, пообещаешь, что подумаешь, как найти способ помочь?

Зоолог улыбнулся.

— Это я могу сделать. Я обещаю.

Аватоид Каконима посмотрел вниз, снял крошечное насекомое со скамейки и зажал его между двумя пальцами. Он держал его, шевелящего антеннами, направив в сторону перевернутого аватоида.

— Ты всегда говоришь, что ничто не имеет значения. Будет ли иметь значение, если я уничтожу это сейчас?

Зоолог пожал плечами.

— Это просто пакет кода.

— Он живой, в каком-то смысле. Он имеет набор запрограммированных реакций, ответов и вовлечений. Крошечная часть богатства этой среды была бы исчерпана, если бы я свел ее к виртуальным компонентам.

— Все это и все, что ты под этим подразумеваешь, известно. Продумано, учтено, включено. И много более этого.

Аватоид Каконима вздохнул. Он положил насекомое обратно на скамейку, на угол, к которому оно, казалось, направлялось.

— В любом случае спасибо, что согласился подумать.

— Меньшее, что я могу сделать.

Каконим встал, затем остановился.

— Я сказал, что доверяю тебе, — сказал он перевернутому аватоиду, висевшему в нескольких метрах от него. — И прямо сейчас я верю, что ты сделаешь, как говоришь, и подумаешь об этом, потому что ты обещал. — Он помедлил. — Я веду себя глупо? Вне принудительной правовой базы — чего здесь явно нет — доверие действует только там, где у существ есть понятие чести и, как правило, репутация — положение — которое они хотят защищать. Такие соображения затрагивают тебя? Они всё ещё имеют для тебя значение?

Зоолог выглядел обеспокоенным. В конце концов, он сказал: — Когда вы возвращаетесь из Сублимации, вы как будто оставляете там все свои чувства, кроме одного, как будто все остальные у вас удалены, вырваны — а вы привыкли иметь их сотни. Он помедлил. — Представь, что ты, — сказал он, кивнув на Каконима, — являешься человеком — даже так: простым человеком, без дополнений и изменений — медлительным, ограниченным, хрупким, с горсткой очень ограниченных чувств. Затем представь, что у тебя есть все чувства, но — скажем — осязание убрано, а также большая часть воспоминаний, включая все те, что связаны с языком, за исключением простых вещей, о которых говорят дети. Затем ты сослан, слепой и глухой, лишенный обоняния, вкуса, холода и тепла, в умеренный водный мир, населенный только рыбами, губками и морскими тварями, чтобы плавать и прокладывать свой путь среди них, в мир без острых краев и почти неосязаемый тобой. — Зоолог помолчал. — Вот что значит вернуться от Сублимации к Реальному.

Каконим медленно кивнул:

— И почему ты…?

Зоолог пожал плечами.

— Чтобы пережить своего рода крайний аскетизм, — прозвучало в Какониме, — и обеспечить больший контраст, когда я вновь вернусь.

— Что ж, — заметил Каконим, — это, возможно, самая недвусмысленная информация о Сублимации, которую когда-либо сообщали. Мне, по крайней мере. Однако ты не ответил на вопрос, который я на самом деле задал.

— Дело в том, что даже такое уменьшенное, ослабевшее существо все еще в каком-то смысле было бы своим прежним я, даже если бы ему было трудно выразить такой факт. И то, что было для него важно прежде, если оно имело тогда какую-либо реальную ценность, осталось бы для него важным и теперь, несмотря на все прошедшие изменения, возвышения и умаления.

— Буду считать, это означает, что я не слишком безнадежно глуп.

— Может быть ты и глуп, но тогда и я тоже.

— Хорошо, давай не будем делать из этого соревнование.

— Я посмотрю, могу ли я что-нибудь сделать. Я буду на связи. Спасибо, что зашёл ко мне.

— Сплошное расстройство. Я позволю себе выйти.

Аватоид Каконима исчез без попыток продемонстрировать уход или улететь.

Аватоид Зоолога еще некоторое время оставался неподвижным, глядя на крохотное насекомое на скамейке, потом покачал головой и переместился обратно — туда, где тихо дымилась стойка с пробирками.

9 (С -19)

Она снова ощущала свет и звук. Слабый свет, который ее глаза старались усилить, и звук ее собственного сердца — но хоть какой-то свет, какой-то звук. Должно быть, заснула. Тут было очень холодно. Коссонт воспользовалась моментом, чтобы вспомнить, где она находилась.

И вспомнила: сбитый шаттл на холодной безвоздушной поверхности Эшри после атаки. Она вздрогнула.