– Да не в этом дело! – Артур был как-то странно возбужден. – А вдруг она про нас в Ростове расскажет? Что тогда?
– Мама не бывает в Ростове, – устало сказала Катя, потирая ноющие виски. – Что ей там делать? Приезжать маме, конечно, нельзя, только я не знаю, как ее в этом убедить.
Свекровь взволнованно ходила по комнате, шелестя подолом цветастого халата.
– Собственную мать убедить не можешь? – фыркнула Седа. – Всех нас подставишь!
– Да не всех нас, а меня! – выкрикнул Артур. – Меня, черт возьми!
– Не орать! – Диана Арутюровна бросила на сына такой взгляд, что тот отшатнулся. – Тихо! Что-нибудь придумаем. Вот что: Катерина позвонит матери и скажет, что сама приедет на Новый год. Вот и все.
– А если ее мать весной захочет приехать? – заныла Седа. – Что тогда?
– А если летом? – поддержал ее Артур.
Катя медленно обвела их недоумевающим взглядом.
– Какой весной? Каким летом? – оторопело спросила она. – Я думала, мы летом уже вернемся в Ростов! Вы же говорили…
И замолчала. Артур, Седа и Диана Арутюновна смотрели на нее так, что она отчетливо поняла: ни в какой Ростов летом они не вернутся.
– Вы же говорили, что ваш дядя Тигран поможет разобраться с теми бандитами! Что же он не помогает?
– Не твое дело! – отрезал Артур. – Не помогает – значит, не может. Летом мы будем здесь жить, о возвращении и думать забудь.
Мать бросила на него предостерегающий взгляд, перехваченный Катей.
– А я что буду делать? – растерянно спросила она. – А как же моя мама? Я ей по телефону с трудом вру, а при встрече и подавно не смогу…
– Захочешь, чтобы Артур был жив и здоров, – сможешь, – жестко сказала свекровь.
– А то хорошо устроилась! – Красивое лицо Седы исказилось. – «Ой, я мамочке соврать не смогу!» Деньги на операцию могла брать, а соврать, чтобы мужа спасти, нет?
– Седа!
Катя ушла в свою комнату, не говоря ни слова, ощущая себя не просто выжатой – выцеженной по капле. Ей казалось, что вздумай она лечь на пол – сквозняк подхватит ее и унесет в открытую форточку. А в квартире останутся крепкие, живые, сочные Седа, Артур и Диана Арутюновна.
«Ты не можешь на них сердиться, – сказала себе Катя себе. – Они ни при чем. Они просто пытаются защитить Артура, и ты должна делать то же самое».
Она легла на диван, поджав ноги. Усталость и отчаяние навалились на нее, словно накрыв с головой тяжелым, пыльным покрывалом, под которым не хватало воздуха. Из-за закрытой двери доносились сердитые голоса. Катя тихонько заплакала и так, плача, и уснула.
Поднимаясь на другое утро по лестнице на восьмой этаж, она услышала женские голоса на лестничной клетке и замедлила шаги. Что-то насторожило ее. Разговаривали возле квартиры Вотчина. Катя бесшумно прошла еще один пролет и застыла на месте.
– Господи, кошмар-то какой, а?! Ну что же такое творится, господи?! Боже, накажи ты этих мерзавцев, чтоб всем жить стало легче!
– Анна Петровна, а когда милиция приедет?
– Я двадцать минут назад позвонила, обещали скоро быть. Да разве вы наших ментов не знаете? Может, они и вовсе не приедут! И лифт кто-то сломал… Поленятся пешком идти – и не будет никакой милиции!
– Да что вы, Анна Петровна! Чтобы на убийство милиция не приехала – такого не бывает!
– Еще как бывает, голубушка, поверьте мне! Я уж столько на своем веку повидала… А все равно – как увидела Олега Борисовича, так сердце и застыло. Дверь-то к нему в квартиру открыта была, вот я и прошла. А он лежит. И кровь с головы натекла!
– Ой, батюшки!
– Вот вам и «ой». Убили нашего Олега Борисовича, не пожалели! И собачку его не пожалели!
– Неужто и ее убили?
– Да нет, собачка-то цела! Но раз хозяина убили – значит, и ее не пожалели! Пропадет теперь собачка!
– Верно, верно, Анна Петровна. Ой, что творится, что творится…
Катя бесшумно спустилась вниз по лестнице и вжалась в стену возле своей квартиры, заслышав шаги внизу. «Олега Борисовича убили, – стучало у нее в голове. – Олега Борисовича убили…»
Первым ее побуждением было броситься прочь от этого места как можно дальше. «Оперативники начнут опрашивать всех жильцов, и, если я скажу, что гуляла с его собакой, у меня попросят документы. Прописки нет, начнутся вопросы. Так могут и на Артура выйти. Этого нельзя допустить, нужно уходить немедленно, пока милиция не приехала. Сделать вид, что я ничего не знаю».
Катя быстро сбежала вниз по лестнице и увидела, что возле подъезда разворачивается на асфальтовом пятачке машина. «Быстро, быстро, – подгоняло что-то изнутри. – Тебя никто не видел, никто не знает. Ты ни при чем». Она прошла мимо машины, чувствуя, как скользнул по ней взглядом один из вышедших оперативников, и стараясь не переходить на бег, направилась к остановке.
Снег под ногами превратился в грязную жижу, вымешенную ногами десятков людей. Катя прошла по жиже до остановки и остановилась перед большой лужей, которую по краям обходили прохожие, пытаясь не сорваться со скользкого бордюра в черную муть. Снежинки падали на эту муть, и через секунду их уже не было – белое превращалось в черное, исчезало на глазах. Кто-то все-таки оступился и, подняв брызги, выругался, а по поверхности лужи пошли волны.