Водоворот чужих желаний

Боль, раздиравшую ее изнутри, Фаина начала глушить водкой и в конце концов чуть не подралась с отцом, который спрятал от нее бутылку. По деревне пошли нехорошие слухи, но ей было на все плевать. Она погрузилась в полусонное болезненное состояние, в котором существовали два вопроса: отчего покончил с собой ее Колька, и куда пропала последняя вещь, которую он сделал перед смертью.

А затем на сороковой день Левушин, напившись, рассказал ей обо всем — и о том, что говорил ему Колька перед смертью, и о том, как сбылось его собственное желание… Фаина вспомнила поведение мужа, вспомнила, как он вырезал русалку, словно одержимый, и женское чутье подсказало ей, отчего покончил с собой Николай. «Несбыточное загадал, — нашептывало чутье, — невозможное. Оттого и умер. В нем всегда странное было, в Кольке-то, только не видел этого никто».

В лунную полночь Фаина пошла к Марьиному омуту, сидела на берегу до утра, вглядывалась в черную воду, вслушивалась в шелест ив на другом берегу. И снова вспоминала, вспоминала, вспоминала… Как Николай ушел из дома к омуту. Как он вернулся на следующий день и вырезал фигурку. Какой оглоушенный он был последние три дня.

— Значит, все правда, — шептала Фаина, глядя на свое отражение в воде. — Значит, сделал желанницу, а потом Левушину ее отдал! А тот, значит, жене Котика… Ой, Николай, что же ты наделал?

В черном омуте отражалась диковатого вида женщина с длинными русыми волосами, небрежно заплетенными в косу, и ненавидящим взглядом голубых глаз. Здесь, у воды, Фаина окончательно поверила в то, что рассказал ей Левушин, и поняла, что счастье обошло ее стороной.

Николай должен был оставить русалку ей. Должен был! А он вместо этого подарил ее приятелю, словно забыв о том, что прожил с женой три года, и все три года она кормила-поила его, опекала, любила!

— Я же тебя любила! — с отчаянием сказала Фаина, и ей показалось, что в воде она видит виноватое лицо умершего мужа. — Я ж на все ради тебя была согласная! Как же ты мне не оставил русалку-то, а? Что ж ты меня не пожалел, Коленька?

По воде прошла рябь, и лицо Николая заколыхалось, черты исказились. «Прости меня», — услышала Фаина и поняла, что ей надо делать. Надо все исправить. Коленьку уже не вернешь, но у нее-то самой вся жизнь впереди! Что ж ей, так и жить без счастья, с клеймом вдовы, которая своего мужа до могилы довела?!

Фаина вернулась домой на рассвете, и мать с отцом только ахнули, увидев ее.

— С ума сошла, — прошептала мать. — Что ж ты с собой делаешь, Фая?

Дочь посмотрела на нее диким взглядом и прошла мимо. От нее пахнуло сыростью и травой. Ночи стояли уже холодные, и Григорий со Светланой боялись даже думать о том, где была их Фая.

Переодевшись и умывшись, Фаина отправилась к Наталье Котик. Она ничего не обдумывала: просто знала, что заберет русалку, потому что та должна принадлежать ей по праву. Коля завещал бы ее ей, но забыл, или просто не подумал о своей жене. Ничего, она сама о себе подумает.

Увидев красавицу Наталью, светящуюся от счастья, Фаина решила, что сложностей не возникнет. И так видно было, что свое желание глупая жена Котика уже загадала. Значит, русалка ей больше не понадобится. И когда услышала, что та отдала русалку соседке несколько дней назад, не поверила своим ушам.

У нее хватило силы воли выслушать соболезнования Наташки с непроницаемым лицом. Но когда вдова Николая вошла в соседний двор, мелкий рыжий пес шарахнулся от нее в сторону и только боязливо тявкнул вслед, когда она поднялась на крыльцо.

Но и тут она опоздала. Русалку забрал приезжий из Москвы. Фаина возненавидела его дикой ненавистью, как только увидела, потому что он нагло украл ее счастье, обманул глупую старуху, не заплатив ей ни копейки. Женщина не верила в то, что фигурка понадобилась Вотчину для исследований, а когда узнала, что он, так же как и она сама, приходил к жене Котика, догадка ее стала уверенностью.

«И он тоже знает, — нашептывал ей внутренний голос. — Увезет с собой, загадает свое желание, и ей не найти его никогда. Продаст, продаст за большие деньги то, что Коля должен был тебе оставить. Счастье твое продаст».

Фаина придушила бы мелкого лысого мужичка на месте, но понимала, что действовать нужно иначе. На ее беду, гость вскоре собирался уезжать, а русалку повсюду таскал с собой, поэтому от намерения выкрасть фигурку пришлось отказаться.

Она выследила Вотчина и, увидев, как он выходит из дома Левушина с таким видом, будто в него ударила молния, убедилась в своей правоте окончательно. От ярости Фаина стала просчитывать все на шаг вперед и действовать так быстро, как раньше не умела.

Она метнулась домой, нацепила на себя первые попавшиеся отцовские шмотки — старые спортивные штаны и кофту, схватила марлевый мешок, который мать приготовила для трав, и быстро прорезала две дырки для глаз. Она собиралась убить вора, но понимала, что ее могут увидеть другие люди, и на этот случай нужно было обезопасить себя.