Водоворот чужих желаний

— А он — спасибо, говорит. И за яблоко, говорит, тоже. Схрумкал и пошел.

Эпилог

Шесть месяцев спустя

Май обрушился на город так внезапно, что никто толком и не успел подготовиться к весне. «Пятнадцать градусов в тени», — сообщал прогноз, а на солнце было все двадцать. Шапочки постриженных кленов зазеленели за одну ночь, а тополя блестели глянцевыми вымытыми листиками, и умопомрачительно пахли тополиные почки.

Маша глубоко вдохнула лесной воздух, запрокинув голову, и засмеялась от радости. Весна! Какое счастье! Весна…

— Машка, ты подстилку не забыла? — озабоченно спросил муж, подходя. — Земля еще холодная, мы попы отморозим.

— Не забыла. Ты видел цветы? Там, на полянке?

— Я видел мясо в багажнике. И Макара, который ушел куда-то с пакетом, в котором помидоры и огурцы. А поскольку мне не хочется оставаться без гарнира, я предлагаю найти Илюшина и отобрать у него пакет.

Бабкин помахал Косте, бродившему среди деревьев, и направился к машине.

На пикник этой весной они выехали первый раз, и все словно опьянели от запахов земли, леса, проснувшихся деревьев и трав. Сергей гонялся за Макаром, который сбежал с помидорами и хохотал на весь лес, удирая от приятеля. Маша, присев на корточки, с восхищением рассматривала тонкий стебелек, увенчанный белой чашечкой цветка, по лепесткам которого бежали голубоватые прожилки. Костя искал дупло, в котором, как он считал, должны обитать белки.

— Костя, русалка у тебя? — позвала Маша.

— У меня, мам. Не бойся, я не потеряю!

Фигурка всю зиму пролежала в ящике под документами, и вспомнили о ней только в начале мая, когда Макар познакомился со скульптором, собиравшим изображения нечистой силы. Скульптор жил в сорока километрах от Москвы в большом частном доме и не раз приглашал к себе всю компанию в гости. Очередную поездку было решено совместить с «лесными» шашлыками, а заодно отдать русалку человеку, которому она будет интересна.

Макар с Сергеем вернулись, запыхавшиеся, и сообщили, что река куда ближе, чем они определили по карте.

— Пойдем туда, — предложил Бабкин. — Тут идти недалеко, минут десять.

Стоя на берегу извивающейся черной речушки, Костя лениво бросал в нее травинки, а Маша грелась на солнышке, пока Макар и Сергей разводили костер и готовили шампуры.

— Костя, не свались! — предупредила Маша сына, стоявшего на невысоком обрыве — с этой стороны берег был крутой, а с другой — пологий. — Жалко, на тот берег не перебраться.

— Здесь интереснее. Здесь омуты!

— Вот я и говорю — не свались. И вообще, отойди от края.

Вместо того чтобы отойти, Костя выпросил разрешения спуститься к воде, и Маше пришлось помогать ему слезть по осыпающемуся склону.

— Ноги не промочи. — Она стояла в трех метрах над ним, глядя, как мальчик проверяет палкой глубину. Вода в этом месте была черная, мутная, и Костина палка уходила возле берега почти до конца.

— Глубоко! — восхищенно сказал Костя. — Эх, здесь такая рыба клюет, наверное!

Рассеянно наблюдая за сыном, Маша думала о своем, и мысли ее скакали с одного на другое: «Нужно отправить тетушке Даше витамины для Тоньки и Бублика. До конца праздников я должна написать пять сценариев, а у меня не придуман ни один сюжет… Ботинки Косте малы, придется покупать новые. Ужасно не люблю мерить с ним ботинки… Капитошин звал отметить его день рождения в кафе, нужно придумать подходящий подарок. Бедная Катя так и мучается, боится позволить себе быть счастливой, придумывает все новые препятствия… В чем-то я ее понимаю. Для таких, как она, долг всегда значит больше, чем все остальное. Надо поговорить с девочкой — кажется, ей важно мое мнение. Хорошо, если они с Андреем…»

Не додумав очевидную мысль, она зажмурилась на солнце, ощущая тепло на своем лице, и ее охватило умиротворение. «Ей просто нужно время. У них все наладится. Господи, как же хорошо весной!»

На пятнадцатом этаже высотного дома, стоявшего на юге Москвы, женщина закончила мыть окна, но оставила створку распахнутой и подставила лицо солнцу, жмурясь от удовольствия.

— Хорошо-то как, Верка! — выдохнула она. — Весна пришла, наконец-то!

Невысокая рыжая женщина лет тридцати восьми с веснушками, рассыпанными по улыбчивому круглому лицу, отложила в сторону тряпку и встала рядом с подругой.

— Меня сейчас сдует, — поежилась она. — Люб, закрой окно!

Подруга обернулась к ней. Она была красива зрелой женской красотой — зеленоглазая, с высокими скулами, пухлыми красными губами, которым не требовалась помада, ровными широкими бровями.

— С тех пор как вы меня на картошке простудили, я любых сквозняков боюсь, — виновато напомнила рыжая. — А у тебя все окна нараспашку.

Та, которую она называла Любой, прикрыла створку и села на стул, задумчиво крутя на пальце темную прядь вьющихся волос.

— Знаешь, я только недавно вспоминала про ту поездку, — задумчиво сказала она. — Помнишь, когда мы с Володькой начали встречаться?

— Помню, конечно. Что, Любань, ностальгия? Вспоминаешь первые поцелуи с будущим мужем?

Она рассмеялась, но подруга осталась серьезной.