Водоворот жизни

– Я не должен принимать поспешных решений и поступков ни в чем, – успокаивал он себя снова и снова в течение всех месяцев их знакомства. – Она перенесла такую душевную травму. Она должна полностью удостовериться в том, что может положиться на мужчину вновь, – внушал он себе. Однако тело его отказывалось подчиняться доводам рассудка, и все сны Адама были наполнены страстными, романтическими объятиями с Рейчел. Иногда он просыпался и чуть было не плакал от разочарования, когда не находил ее в своих объятиях. Иногда в машине атмосфера между ними электризовалась настолько, что они начинали изощряться в шутках, чтобы хоть как-то разрядиться и ослабить напряженность своих чувств.

Они взбирались вверх по густо поросшим лесами горным перевалам, разделявшим Францию и Италию. Оба были в восторге от увиденных чудных пейзажей. Временами поездка становилась весьма опасной для двух новичков, не привыкших к французам-водителям грузовиков, которые обожали играть в игры со смертью в особо узких и крутых местах. Адам в такие моменты становился непроницаемым, а Рейчел полностью зависела только от его сноровки. Ему не нужно было вести машину агрессивно, достаточно было только иметь хорошую реакцию на ситуацию на дороге.

– Знаешь, а ты – прекрасный водитель, – воскликнула она после одного из виражей, от которого волосы стояли дыбом у обоих.

– Да, знаю. Я шесть месяцев работал в палате травматологии, залатал там столько изуродованных тел, что поклялся себе, что никогда в жизни не буду рисковать. Знаешь, Рейчел, ты оказалась тоже неплохим водителем, гораздо лучше, чем я ожидал. – Рейчел смутилась. Адам улыбнулся. – Ты все еще не умеешь принимать комплименты, так?

Рейчел взглянула на кончики своих пальцев и покраснела.

– Тогда точно, – сделал вывод Адам. – Давай споем.

Как ступали Его ноги
По зеленым, по долам.
По зеленым, по долам
Да в былые времена.

Рейчел подхватила мелодию гимна «Иерусалим»:

И взирали Его очи,
Как пасется святой Агнец,
Агнец божий, Агнец чистый,
На английских на лугах.

Голос Адама очень нравился Рейчел. У него был густой бархатистый бас. Они пели всю дорогу, пока ехали до Италии. После пересечения границы широкая трасса, окруженная живописными желтовато-коричневыми оттенками осени, плавно спускалась в долины Тоскании.

– В Италии я чувствую себя совсем как дома! – воскликнула Рейчел. – Люди здесь такие сердечные, а женщины дородные, словно уже одним видом показывают, как они любят своих мужей и детей.

На отдых они остановились в Аосте, на безукоризненно чистенькой площадке. Рейчел, позвонив Саре и Доминику и убедившись, что с ними все в порядке, неторопливым шагом вернулась к машине и приятно удивилась, увидев их аккуратно установленные маленькие палатки, освещенные лучами итальянского заката.

– Я так привыкла быть рядом с тобой, – сказала Рейчел Адаму, когда они устроились возле походной газовой плиты и принялась уплетать тушеное мясо в винной заливке.

– А мне очень нравится, как ты готовишь. Рейчел поморщилась.

– Боюсь, налила слишком много воды.

– Рейчел, – сказал Адам слегка резковатым голосом. – Прекрати. Не нужно все время умалять свои достоинства и превращаться в жертву. Если бы в жаркое было налито чересчур много воды, я бы тебе об этом сказал. Ты должна избавиться от своей ужасной привычки унижаться и выставлять себя в невыгодном свете. Я прекрасно понимаю, что ты делаешь это ради того, чтобы оказаться первой и не позволить кому-то унизить тебя, однако я никогда не позволю себе подобное. Я не хочу и не испытываю необходимости причинить тебе боль.

– Я знаю, – Рейчел посмотрела на него. – Мне очень трудно поверить, что ты действительно не собираешься уязвить меня.

– Обещаю, Рейчел. Обещаю и впредь никогда этого не делать. Пошли спать. Завтра у нас впереди Флоренция.

Адаму хотелось увидеть галерею Уффици. Рейчел сочла совершенно невыносимым шум и суматоху, куда они попали после их спокойного и уединенного отдыха вдвоем. Если оставаться справедливой, то она признавала неоспоримую уникальность живописных полотен, однако они были представлены в таком невообразимом множестве, что глаза разбегались, и невозможно было каждую картину удостоить того зрительского внимания, которого по праву заслуживал любой выставленный шедевр живописи.

– Продолжай осмотр экспозиции, – сказала она Адаму, который, казалось, был просто очарован волшебной красотой полотен, – а я постою здесь, у окна, и посмотрю на город. Отсюда открывается чудесный вид.