Водоворот

Форстер внимательнее посмотрел на своего начальника военной разведки. Управление военной разведки, УВР, отвечало за сбор стратегических разведданных, в том числе информации об африканских повстанческих движениях, строящих козни против ЮАР. В прошлом перестановки в правительстве привели к тому, что многие функции кабинета оказались сконцентрированными в руках министра правопорядка, и с тех пор он привык полагаться на расчетливый и холодный профессионализм Эрика Мюллера. Но сейчас выражение лица этого человека напоминало кота, перед которым поставили невероятных размеров тарелку со сливками.

— Продолжайте.

— Вы видели список документов, переснятых людьми Беккера?

Форстер кивнул. Читая отчет УВР, он лишь пробежал глазами занимающее целую страницу перечисление списков личного состава боевых групп АНК, их вооружения, паролей и тому подобного. Ничто в нем не привлекло тогда его внимания, не показалось ему особенно важным.

Мюллер положил свой атташе-кейс на стол и открыл его.

— В этот перечень вошло не все, что мы обнаружили там. Некоторые документы я позволил себе выделить в отдельное досье. — Он протянул Форстеру пачку документов. — Здесь речь идет о предстоящей операции АНК под кодовым названием «Нарушенный договор».

Он молча смотрел, как Форстер перелистывает бумаги, с интересом наблюдая, как постепенно лицо министра темнеет от гнева.

— Черт побери, Мюллер! Эти чертовы ублюдки наглеют на глазах! — Мозолистые руки Форстера напряглись, комкая документы. Он поднял тяжелый взгляд на подчиненного. — Неужели воплощение этого чудовищного замысла действительно возможно?

Мюллер медленно кивнул.

— По-моему, да, господин министр. Особенно если мы не предпримем дополнительных мер безопасности. На самом деле это вполне реальный план. — В его голосе звучало чуть ли не восхищение.

Форстер помрачнел.

— А какие меры принимаются, чтобы его сорвать? — Он указал на бумаги, лежащие перед ним.

— Никаких, господин министр… пока.

Форстер еще сильнее нахмурился.

— Объяснитесь, господин Мюллер. Почему вы не придаете должного значения столь серьезной угрозе нынешнему правительству?

Бледно-голубые глаза Мюллера неподвижно глядели на шефа.

— Господин министр, я полагаю, что по данному делу принимать решение лучше всего вам. Мне кажется, оно может служить целому ряду политических целей. Я подумал, что вы захотите лично информировать президента о наличии подобного плана. В конце концов, что может более наглядно продемонстрировать бессмысленность попыток вести переговоры с врагом?

Медленно, едва заметно хмурое выражение лица сменилось еще одной тонкогубой улыбкой.

— Понимаю, да-да, теперь понимаю.

Мюллер абсолютно прав. Большинство его коллег по кабинету, казалось, были серьезно намерены говорильней сбить нынешнюю волну расовых волнений. Слова! Какой идиотизм! Форстер знал, что черные уважают только один язык — язык силы. Кнут и пулю. И это единственный путь для истинных африканеров сохранить свою baasskap, власть над небелым населением ЮАР. А как иначе могут четыре с половиной миллиона белых избежать порабощения двадцатью четырьмя миллионами тех, кем они сейчас управляют? Слишком многие в Претории и Кейптауне забыли эти цифры в своем недостойном стремлении к «умеренности».

Правильно сказал Мюллер: пора им об этом напомнить.

Форстер внимательно изучал своего подчиненного: соображает он хорошо, вот только раздражает его самонадеянность. Верно сказано в Писании: гордыня открывает уши нашептываниям сатаны. Хорошо бы немного его окоротить, задать ему перца. Так, для острастки. Чтоб знал, кто в доме хозяин.

Он принялся разглаживать помятые листы, с силой нажимая на них.

— Вы умны, Мюллер. Но надеюсь, у вас все же хватит ума не использовать это в своих целях?

Мюллер похолодел.

— Так точно, господин министр. Я предан… предан вам и нашему делу!

Улыбка Форстера стала шире, хотя так и не коснулась его глаз.

— Конечно, я никогда в этом не сомневался. — Он свернул план операции «Нарушенный договор» и убрал его в стол. — Хейманс назначил экстренную встречу кабинета в Кейптауне, чтобы обсудить текущие вопросы внешней политики. Возможно, я прихвачу с собой этот принесенный вами маленький сувенир, чтобы задать верный тон завтрашней дискуссии. А пока, Мюллер, я хотел бы, чтобы это дело осталось сугубо между нами. Вы меня поняли?

Мюллер кивнул.

— У вас единственный отпечатанный экземпляр, господин министр. Негативы я запер у себя в сейфе.

— Кто-нибудь еще их видел?

— Только техник, проявлявший пленку, но я уже взял с него подписку о неразглашении. — Мюллер поднял красиво очерченную бровь. — Я уверен, господин министр, ему можно доверять. Он один из наших «друзей».