Скорбно и деликатно молчали только засупом, потом все же разговорились. Почему ты покупаешь растворимый? началаНаташка. Бурда! Ни вкуса, ни запаха, ни удовольствия сваритью и пошлаболтовня о том, что наш кофе вообще пить невозможно, что, дескать, еще в Одессе, не распечатывая мешков, погружают их в специальные чаны, чтобы извлечь из зерен кофеин нанужды фармацевтической промышленностию А, может, и правильно, что болтаем? главное только -- чтобы не о веревке в доме повешенного, подумал я и сам же, не заметя, а, когдазаметил -- поздно было останавливаться, еще неделикатнее -- о веревке и заговорил, припомнив услышанный наднях случай, который запал в память жутким своим комизмом и буквально символической характерностью: якобы в некоем харьковском НИИ разгорелась борьбазадолгосрочную загранкомандировку, и якобы один из претендентов, член партии, кандидат наук и все такое прочее пустил про другого претендента, членапартии, докторанаук и тоже все такое прочее слушок, будто тот, доктор, есть тайный еврей по матери, и слушок дошел куданадо, и у докторачто-то заскрипело с документами, затормозилось, и он, взъярясь, убил кандидатаиз охотничьего ружья прямо наглазах изумленных сотрудников. Se non e vero, e ben trovato, козыряя первыми крохами институтского итальянского, заключиламой рассказ Наталья. Если это и неправда, то, во всяком случае, хорошо выдумано. Да, сказал Водовозов. Сейчас-то уж, надеюсь, они меня выпустят.
Я понимал, что, как ни подавлен Волк смертью Митеньки, мысль об исчезновении единственной преграды к эмиграции не моглане являться в его голове, пусть непрошеная, самодовольная, ненавистная -- и все-таки, услышав ее высказанною, я гадливо вздрогнул. Нехорошая сценанакладбище всталаперед глазами, и я подумал, что в каком-то смысле не так уж Альбинабылаи неправа, набросившись наВолка, колотя его крепенькими своими кулачками, крича: убийца! Вон отсюда! как ты посмел приехать?! то есть, разумеется, и праване была, даи не шло ей это, и все же какие-то, пусть метафизические, едвауловимые основания у нее имелись. Волк схватил Альбину заволосы, оттянул голову так, что лицо запрокинулось к серому небу и обнаружился острый кадык нахрупкой шее, и хлестал бывшую жену по щекам, наотмашь, не владея ли собою, не найдя ли другого способаобороны, просто ли пытаясь остановить истерику, и тут ЛюдмилаИосифовна, теща-гренадер, джек-потрошитель, бросилась назащиту кровинки, но поскользнулась накладбищенской глине и растянулась в жидкой грязи, юбкаи пальто задрались, открыв теплые, до колен, сиреневые панталоны с начесом, как-то дисгармонирующие с представлением об интеллигентной еврейской женщине, кандидате медицинских наук. Маленький тесть, Ефим Зельманович, не знал в растерянности, кудаброситься: защищать ли дочку от бывшего зятя, поднимать ли стодвадцатикилограммовую свою половину, ата, пытаясь встать с четверенек, скользя по мокрой коричневой глине коленями и ладошками, пронзительно орала: оттащите мерзавца! оттащите же мерзавца!! убейте, убейте его!!! и крики ее накладывались навизг дочери и хлопки водовозовских пощечин, и глинавыдавливалась между пальцами эдакими тонкими змеящимися лентами.
После кофе мы с Волком закурили, Наталья сталаубирать со стола, мыть посуду. Что же теперь? думал я. Позвать их в кабинет, натужно выдумывать темы для разговора?.. Или телевизор включить, что ли? Начасах -- самое только начало восьмогою -- и тут Наталья, оторвавшись от раковины, выручиламеня, но так, что лучше бы и не выручала: я покраснел, готовый сквозь землю провалиться от ее бестактности: папочка, мы с Волком Дмитриевичем дунем, пожалуй, в кино. Тут у нас новая французская комедия -- ЫНикаких проблем!..ы Надо ж ему немного развеяться! Как, Волк Дмитриевич, дунем? Я думал: Волк сейчас убьет ее наместе, убьет -- и будет прав, но он только улыбнулся -- сноваодними губами -- и сказал: что жю если новаяю Ты с нами не хочешь? Не придя еще в себя, я пробормотал, что лучше, пожалуй, поработаю, и они с облегчением пошли одеваться.