Воды любви (сборник)

– Я была вчера на вашем представлении, – сказала она.

– Вы Бог? – сказала она.

– Это еще почему? – сказал доктор Лоринков.

– У вас есть скрижали, огненные буквы, столб света и кусты, – сказала она.

– Вы начинаете писать и все замирают, – сказал она.

– Все как у Бога, – сказала она.

– А, ерунда, – сказал Лоринков, и почесал яйца.

– А у вас большое хозяйство, – сказала она.

– Детка, – сказал он.

– Я не трахался больше месяца, – сказал он.

– Может быть?… – сказал он.

– А мое интервью будет эксклюзивным? – спросила она.

– Ты настоящий журналист, – сказал он.

– Иди ко мне, – сказал он.

…после секса – Лоринков умудрился не уронить с груди бутылку, – журналистка поправила прическу и закурила.

– Ты славный, – сказала она.

– Ну… – сказал Лоринков.

– У меня был жених, – сказала она.

– Мэр города! – сказала она.

– Мы почти уже поженились, я даже платье выбрала, – сказала она.

– А тут он… сбежал с какой-то… крысой, – пожаловалась она.

– Детка, – сказал Лоринков.

– Что я могу для тебя сделать? – сказал он.

– Покажи мне что-нибудь, – сказала она.

– Нет-нет, – сказала она, заметив, что он вновь тянется к ширинке.

– Скрижали, – сказала она.

– Ладно, – сказал Лоринков.

– Сделай это для меня, – попросила она.

– Сделай эту русскую сучку, к которой он ушел, настоящей крысой! – воскликнула она.

– Сделай это! – выгнулась она.

Лоринков вздохнул. Потом глотнул.

Сел, хлопнул в ладоши. Погас свет. Лоринков протянул руки небу, не видному через брезент шатра, и в углу появились скрижали. На камне загорелись буквы.

«… мэр Кишинева полюбил… полюбил впервые… хоть он уже и был помолвлен… а полюбил он настоящую крысу…»

* * *

В июле прибыла большая партия девушек в юбках ниже колена и больших пуховых шалях. Девушки кутались в шали, и гнули шеи. Зазывала рассадил девиц по стульям, которыми заменили старые скамьи, и пошел за кулисы. Там все было на месте. И Лоринков и бутылка.

– Хватит пить, – сказал зазывала.

– Прибыла партия девушек, – сказал он.

– Хорошо, – сказал Лоринков.

– Я люблю девушек, – сказал он, и потрогал ширинку.

– Тьфу, – сказал зазывала.

– Женился бы, как все приличные люди, – сказал он.

– Я и женился, – сказал Лоринков.

– Просто у меня приапизм, – сказал он

– Анекдот про приапизм знаешь, – сказал зазывала.

– Нет, – сказал с интересом Лоринков.

– Расскажи, – сказал он.

– Ладно, – сказал зазывала.

– Отработаешь номер, расскажу, – сказал он.

Лоринков выпил, протянул бутылку зазывале, и пошел на сцену.

– Маэстро макабрической балканской мультикультурности! – воскликнул зазывала.

– Аплодисменты! – воскликнул он.

Девушки вяло и жеманно похлопали. Глядели они со смесью брезгливости, любопытства, жалости и восхищения. Обмахивались веерами примерно так же. Сучки блядь, подумал Лоринков.

– Итак, – сказал Лоринков.

– Девицы, незамужние, на вид литературные критики, – сказал он.

– Романтика, – поставил он диагноз.

Встряхнул руками, и явил скрижали. Запрыгали огненные буквы.

«… я был влюблен в девушку на фотографии с самого детства… молодая, крепкая, красивая, она сидела на берегу моря и дельфины плескались у ее ног…»

В зале послышался шум. Лоринков не поверил своим ушам. Оглянулся. Девицы болтали.

– Что за, – сказал Лоринков.

– Странно, – сказал зазывала.

Лоринков зажмурился, после чего буквы стерлись, и на скрижалях появилась другая фраза.

«глядя на морщинку у ее глаз, я с любовью думал, что…»

Шум усилился.

Лоринков оглянулся и увидел, что девушки болтают.

– Хм, – сказал Лоринков.

– Ты кого мне привел, – сказал он зазывале.

– Это Литинститут, – сказал зазывала виновато.

– Им по разнарядке весь зал выкупили, – сказал он.

– А, – сказал Лоринков.

Покачал головой. Стер надпись. Явил другую.

«…. в белом плаще с кровавым подбоем прокуратор Иудеи Понтий Пилат…»

Зал замолк.

«… любовь пришла к Мастеру как убийца, как удар ножом в спину».

– Аа-а-ах, – раздался в зале первый восторженный крик.

Лоринков писал.

«… Маргарита неслась обнаженной, с радостным вопл…»

– – О-о-о-о, – раздался дружный стон из зала.

Лоринков оглянулся. Девушки, сняв трусики, крутили их на пальцах, и ожесточенно терли себя между ног. Они кончали.

– Это же вроде не твоё, – сказал зазывала, глядя на буквы.

– Тут особый случай, – сказал Лоринков.

– Сучкам в шалях только Булгакова подавай, – сказал он.

– Поддам-ка я жару, – сказал он.

На камне появилась новая надпись:

«… никогда и ничего ни у кого не просите…»

В зале случился коллективный оргазм.

* * *

В воскресенье зал заказали ради эксклюзивного гостя.

Так что доктору Лоринкову пришлось побриться и вымыть голову. Это оказалось удивительно легко. Тем более, что на ней давно уже ничего, кроме усов, не росло… Так Лоринков и вошел в зал, сверкая лысой и чистой головой. В зале сидел всего один человек. Маленький седенький старичок с невероятно прямой спиной и мудрыми глазами собачки-бассета.

Лоринков даже распрямился, глядя на гостя.

– Маэстро макабрического сте… – начал зазывала.

– Ой я вас умоляю, – сказал гость.

– Что вы мне бросаете эти фразы за понты, – сказал он.

– Я человек с репутацией, – сказал он.

– Меня зовут сам Мордехай Семенович Обстольц, – сказал он.

– Вот это ИМЯ, – сказал он.