Читаем Воды любви (сборник) полностью

– Ой, извини, – сказал я.

– В следующий-следующий-следующий раз аккуратнее, чудачок! – пискнула она.

– А можно встать на одно место? – попросил я.

– Вставай-вставай-вставай, – пискнула фея.

– Да нет, тебе, – попросил я.

Она исполнила просьбу и замерла на моем колене. Красивая, миниатюрная – не то слово, она была не длиннее ладони, – в обтягивающем, переливавшемся всеми красками комбинезоне, и с карнавальной маской на лице. Такие надевали жены мужчин, пополнявших фотографиями сайты «Май вайф энд хёр блэк френдс» (да-да, интернет в Молдавии появлялся и становился все популярнее). Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, так что фея строго сказала:

– Прекратить-прекратить-прекратить! – сказала она.

– А можно ограничиться одним разом, – сказал я.

– Можно, – сказала она.

Замолчала, повернулась в профиль. Я забыл сказать, что у нее были длинные волосы, собранные в косу, а та, в свою очередь, в настоящую башню на голове. И еще у нее была грудь. Ну, для ее комплекции, конечно. Я залюбовался.

– Все рассмотрел, – сказала она.

– Да, – сказал я, тяжело дыша из-за насморка.

– А, совсем забыла, – сказала она.

Снова взлетела, переливаясь, как радуга, и коснулась моего носа палочкой. Сначала я не понял. А потом, когда почуял запах свежего кофе, который заваривала соседка, оставлявшая окно на кухню всегда открытым, чуть с ума не сошел. Потому что после кофе в мой нос хлынули запахи: мокрого от дождя асфальта, свежевыстиранной – меня приучили к аккуратности в детдоме – простыни, аромат духов Динь-Динь, запах моей зубной пасты, цветов на телевизоре, вчерашнего хлеба, который я держал открытым, чтобы он скорее подсох… И, как ни странно, вместе с запахами в комнату хлынули цвета. Я вдруг понял, что я Настоящий. И все вокруг Настоящее. А раньше мне так не казалось – все это было, словно нелепый, чужой фильм, который я смотрю нехотя, словно сериал по телевизору – просто потому, что другие каналы временно не работают. И я ощутил, что живу.

Наверное, на лице у меня все было написано. Так что Динь-Динь захлопала в ладоши, и сказала:

– За мной, за мной, за мной!

Я встал с кровати, не очень понимая, куда это, за ней, но уже готовый обхватить фею, как Малыш – Карлсона, – и взлететь в воздух. Но все оказалось куда проще. Воздух передо мной словно бы разошелся – как воды моря, вздумай оно расступиться, – и я пошел в черную дыру вслед за мелькнувшей туда феей. Это оказалось коридором, только не страшным, а светлым и чудным – как сказочный лес. Везде мелькали зайчики и ежики – нарисованные, как в мультфильмах – на ветках пели птички и Белоснежки. Оленята с огромными глазами робко подходили понюхать мою одежду. То и дело вспыхивали огни, из фонтана вырывалась с плеском Русалочки, Микки Маус с подружкой подбегали ко мне пожать руку. А за одним поворотом мы встретили Красную Шапочку. В общем, все это напоминало гигантский Диснейленд, только персонажи все были нарисованы. Но они были куда более настоящими чем все, что мне доводилось видеть до того в жизни. Может, это и была жизнь, а то, что я оставил в комнате – просто сном, тяжелым сном от противоаллергических лекарств? Я поспешил за фонтанчиком искр, которые оставляла фея, и попал на прекрасный луг, за которым виднелось – на весь горизонт, – маковое поле. Динь-Динь сидела на цветке. Я подошел. Она махнула рукой в сторону красного поля. Сказала

– Дальше сам, сам, сам, – сказала она.

– Буду ждать-ждать, ждать, – сказала она.

Бедная заика, подумал я.

Поле было совершенно обычным. Мои ноги проваливались в земле, я видел мохнатые стебельки маков, чувствовал запах, не боясь уснуть – мне казалось, что все это и есть сон, и я не хотел просыпаться, – и все шел, шел, пока вдруг не очутился на пространстве без цветов. Оно напоминало большую светлую комнату, и хотя я не видел стен, но чувствовал себя так, словно я в комнате. На чистой земле стояли холщовые мешки со специями, за ними – столик, на котором покачивались весы в руке статуэтки в виде девушки с повязкой на глазах. И какая-то женщина, сидевшая за столиком, ко мне спиной… Во мне что-то дрогнуло.

– Мама, – сказал я.

Она обернулась.

…когда настала пора уходить, мама крепко обняла меня и велела никому не рассказывать. Что-то опасное, хотел спросить я.

– Понимаешь, это ведь не только страна фей, – сказала она.

– Это еще и страна подлых пиратов, если, конечно, ты читал, – сказала она.

Я кивнул. Понятно было – сразу понятно – что подвох есть и тут.

– В общем, тебе все объяснит Динь-Динь, – сказала мать.

Улыбнулась мне. Протянула руку. Сказала:

– Я не говорю прощай, – сказала она.

– Я говорю до свидания, – сказала она.

– До свидания, – сказала она.

…выбравшись с поля – ноги в земле стали вязнуть, как если бы прошел дождь, хотя, конечно, я бы это заметил, я вновь попал на луг. Фея была тут как тут. Закружилась вокруг лица, запищала:

– Скорей-скорей-скорей! – пискнула она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее