Читаем Воды любви (сборник) полностью

Если бы меня к тому времени не развезло, я бы встал и ушел. Но меня, конечно, развело. Так что я молча и тупо – страшно потея, как мышь, которую траванули дифхлофосом, а потом бросили в кошачий питомник, – дал ощупать себе голову. Это она подбирала оправу. Со временем мне даже понравилось, и я задремал. Тем более, что в кабинете тоже было много солнца, и врачиха была вполне еще молода. Лет сорока. Моя таргет-группа, хотел было я сказать ей, но даже это поленился сделать. А она все терлась об меня и мерила мою голову так же тщательно, как какой-нибудь израильский паспортист – у приезжего гоя, ну, или нацистский доктор – у дедушки израильского паспортиста. Ах, все мои антисемитские штучки, хотел было я попрекнуть себя, да не смогу. Говорю же, блядь, разморило. Врачиха все бормотала.

– Правый значит, на минус… – бормотала она.

–… есть, пятнадцать, два кроко… – шептала она.

– Короче пацан, если не ослепнешь, то повезе… – говорила она.

–… ишечка, с загло… – говорила она.

–… лекательный эффект дадут две разные линзы с фоку… – говорила она.

–… ли бы знали в мире этом, то они бы нипоче… – говорила она.

–… льный цикл никакого отношения к миру окули… – говорила она.

И еще что-то, но я не запомнил. А очнулся с легкой головной болью, глядя, как она выписывает счет. Причем видел я это буквально, до малейшей черточки.

Очки и впрямь оказались подходящими.


* * *

Но самым удивительным оказалось не это.

Удивительным оказалось, что врач не соврала (!) и очки правда оказались с удивительным эффектом. Они позволяли видеть… через одежду. Как объяснила мне врач – уже по телефону, – тут все дело было в разной толщине стекол, величине спектра, бифокальности линз и тому подобной наукообразной хрени. В результате, я за два часа увидел столько лобков, сколько за всю свою жизнь не видел. А видел я их – даже с учетом своей сильной близорукости, – немало.

Это, кстати, было не так сложно.

Оказалось, мало кто из женщин нашего города носит трусы. И не только!

Ах, если бы вы знали, чего еще только не носят женщины в нашем городе…

Так что, когда я быстренько перетер все с врачихой, резко оборвав разговор на том самом месте, когда она пыталась сподвигнуть меня поехать с ней на какой-то там мега-консилиум – представив, как мне потрошат глаз под внимательные «йа-йа» сообщества мировых светил, – то решил резко сменить сферу деятельности.

Взял аванс за полгода вперед в газете, где прозябал тогда на должности криминального репортера, да свинтил со съемной квартиры, где задолжал за пару месяцев. Я знал, что меня ждет новая жизнь, в которую я – из старой – не возьму ничего, кроме, разве что, автошколы. В остальном же я жаждал новых свершений. Модельный бизнес ждал меня!…

к сожалению, первый же мой день работы в модельном агентстве «Мандаринка» – лучшие шлюхи города для экскорт-вечеринок и проститутки во Францию и Италию, – обернулся для меня плохо.

Я буквально понял, что значит «горечь потери».

Особенно, если эта потеря – твой глаз.

А началось все, – как в случае со старушкой… как ВСЕГДА все начинается, – с фразы «а началось все» и вполне обычно.

В агентство пришла какая-то идиотка-мамаша, которая хотела бы, чтобы ее 16—летняя дочь стала Моделью и чтобы у нее Сложилось В Жизни. Девчонка ничего не умела – я говорю об английском, физике и рукоделии, – и мамаша клала бы на нее все 16 лет ее жизни, будь у мамаши хер. Но у нее не было хера – теперь я это видел даже под чересчур короткой для 45—летней дамы юбкой, – так что она просто не занималась воспитанием и образованием дочери. Гребанные бессарабцы! Вечно они хотят поиметь все, ничего для этого не делая.

– Будь девчонка мальчишкой, мамаша отдала бы ее в фотографы! – сказал я.

Мой новый начальник лишь покосился. Он, конечно, всюду бегал с камерой за 5 тысяч у. е. – мать твою, да на эти деньги от двух трупов откупиться можно! – и увлекался Постановкой, Ракурсом, Светотенью, и тому подобным говном.

Так вот, девчонка.

Несмотря ни на что, она была симпатичная, вполне сексапильная, – очарование молодости, понимаете, что я хочу сказать, – но попросить ее раздеться сразу же было бы чересчур. Тут-то на сцену и выступил я, успевший поразить руководство компании – почтенных сутенеров, а в молодости спортсменов и продавцов травы, с которыми я когда-то занимался всем этим (и спортом и продажей травы) – своими новыми способностями. Просканировав малолетку, я слегка киваю головой, и два раза постукиваю пальцем по столу.

Это значит – слегка подбрита.

Вам правда интересно? Ну, хорошо.

Три раза – вообще нет.

Один раз – да, полоской.

Два – слегка по краям.

Четыре раза – старый добрый армейский «ноль».

Пять раз – клинышек.

Да, не сложнее, чем «морзе». В общем, под одеждой с девчонкой все было ок. Директор агентства важно кивает, достает кучу бумаг, выписывает чек на двадцать евро – да, эти идиотки еще и платили, – за «процедуры и формальности с документами», и грузит мамашу по полной. От «встречи в аэропорту» до «под патронажем президента республики». Про патронаж, кстати, правда.

«Крышевал» фирму президент республики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее