Читаем Воды любви (сборник) полностью

– Клево я ее отдрючил… если ей в одном месте на живот нажать, – сказал он.

– То она так кончила… – сказал он.

– А ведь обещал не трындеть, – сказала девушка, присаживаясь к огню.

– Мужчины, – сказала она.

Бен Ладен подкинул еще пару дров. Сказал:

– Ну, а вы? – сказал он красавцу.

– А я князь, – сказал он.

– В рот те, – сказала критик.

– Милославский или Таврический? – сказала она.

– Тьмы, – сказал красавец просто.

– Есть и другой титул, – сказал он успокаивающе шарахнувшемуся готу.

– Князь мира сего, – сказал он.

– Звучит лучше, да и отражает точнее, – сказал он.

– Хотя, по сути, одно и то же, – сказал он.

– Мир сей и есть тьма, – сказал он.

Бен Ладен сказал:

– Ну и что же с нами со всеми теперь будет? – сказал он.

– В ад на ха спустимся, – сказала критик, давясь яйцом.

– Любезная, да вы на себя взгляните, – сказал красавец.

– Вы и так уже в нем… с рождения, – сказал он.

– Куда вас еще вести-то, – сказал он.

– А мы? – сказала Шарлиз Терон.

– А я не знаю, – сказал красавец просто.

– Я князь мира сего, – сказал он.

– А вы уже… того, – сказал он.

– Тю-тю, воркутю, – сказал он.

Подросток засмеялся.

– То есть, за нами всеми сейчас придет Бог, – уточнила девушка.

– Трудно сказать, – сказал красавец.

– Последний раз мы виделись при обстоятельствах, не побуждающих желания увидеться вновь, – сказал он.

– И это было очень, очень давно, – сказал он.

Посмотрел задумчиво в небо, усыпанное яркими звездами. Вздохнул. Поднялся. Сказал:

– Буду откровенен, мне пора, – сказал он.

– Было очень приятно познакомиться, – сказал он.

– А я вовсе не лесба! – сказала критик.

– А можно мне с вами, ассистентом, – сказал юный гот.

– Я и не кончила, просто подбодрила мальчишку, – сказал Шарлиз Терон.

– Боюсь, насчет небоскребов меня не так поняли, – сказал Бен Ладен.

– Спасибо, спасибо за откровенность, друзья, – сказал князь.

Разулся и, осторожно ступая босыми ногами по мокрой от ночного тумана траве, ушел в темноту. Мужчины и девушка уселись вокруг костра и стали глядеть в пламя.

…ночью три звезды скользнули с небосклона на Землю. Покатились, светящиеся, по скалам, и упали к ногам девятилетнего рабочего алмазной шахты «Де Бирс». Мальчик попробовал было спрятать один из камней во рту, но охранник на вершине карьера заметил, и, без предупреждения, выстрелил. Сидевшим у костра пришлось потесниться.

Там где волки

Прямо передо мной сидел важный индеец в шикарном головном уборе. Шикарном для гуся, я имею в виду. Или кто у них там летает взад-вперед в пору миграций? Много красивых перьев почти скрывали лицо мужчины, но было видно, что он в летах. И он был так похож на индейца, что у меня почти и сомнений-то не осталось, что он ненастоящий. Югослав, наверное, подумал я. Мужчина кашлянул смущенно, и сказал по-сербски.

– Значит, так, – сказал он.

– У тебя за плечом сидят два волка, – сказал он.

– Какие, Гойко Митич и Иосиф Броз Тито? – сказал я.

– Они ведут свою вечную борьбу, – сказал он, не обращая на меня внимания.

– Один волк есть глупость, алчность, высокомерие, ненависть, – сказал он.

– Другой есть добро, терпение, любовь, внимание, – сказал он.

– Какой же из них побеждает, – сказал он.

– Ну, я полагаю… – стал было отвечать я.

– А тот, – сказал он.

– Которого ты кормишь, – сказал он.

Замолчал. Наклонился вперед, к огню. Взял уголек и прикурил от него трубку. Я смотрел, как искры от уголька бросились врассыпную в звездное небо. Было во всем этом что-то от уходящей в преисподню мексиканской ночи, что вот-вот заляжет на дно ущелья, уступив дню, беспощадному солнцу, и дикой жаре. Индеец посмотрел на меня внимательно, и сказал:

– Так которого ты кормишь? – сказал он.

– Почему ты говоришь уже не по-србски, бртушка, – сказал я.

– Ты все еще живешь материальным, – сказал он.

– Так всегда бывает с теми, кто пришел оттуда, – сказал он.

– Тело еще не отпустило вас, – сказал он.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь и откуда я пришел, – сказал я. с раздражением.

– И что тебе вообще надо, старый клоун в педерастической шапке из перьев, – сказал я. с гневом

– Такой же нудный, как все тупорылые аборигены США, – сказал я. с нетерпением.

– Творчески переработавшие сказки, рассказанные им иезуитами, – сказал я зло

– Которые они, в свою очередь, рассказывают дурачкам вроде графомана Кастанеды, – сказал я высокомерно.

– Так какого ты кормишь? – сказал он.

Я пожал плечами и встал. Пошел прочь от костра. За мной следовали, почему-то, четыре светящихся глаза. Потом я услышал волчий вой. Но мне не было страшно, я просто шел на север, который определил по Полярной звезде. В пустыне было холодно, так что я принялся идти быстрее и напевать про себя.

– Моя звезда всегда со мной, – пел я.

– Она идет по жизни маршем, – пел я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее