бывало, весной можно было смотреть на разлившуюся
реку часами. Опускались на воду журавли,
плавали красавцы лебеди, ныряли дикие утки, гоготали
гуси. Тогда никто не трогал их, и они при
пролете обязательно останавливались здесь. Теперь
же охотники отвадили птицу, и поэтому сейчас
весной они пролетают мимо не останавливаясь.
Коля собирался на рыбалку, но, узнав, в чем
дело, поставил удочки на место, и мальчики, все
трое, направились к учителю.
Учитель Вениамин Федорович Утробин заведует
Мари-Турекским училищем второй год. Несмотря на
молодость —ему всего двадцать пять лет,—его в
селе уважают. Став заведующим, Вениамин Федорович
изгнал из школы всякие наказания учащихся.
Это обрадовало и самих школьников, и их родителей.
На его заботу о школе и каждом ученике
ребята отвечали ему горячей любовью. Учитель
не отгораживался и от мужиков. Он обошел все
избы, убеждая отцов посылать детей учиться. Собирается
сельский сход, он тоже приходит, слушает,
о чем говорят мужики, дает добрые советы.
В праздники затевает с детьми какую-нибудь интересную
игру и сам веселится с ними.
Вениамин Федорович жил в центре села при
школе.
Васли, Эчук и Коля вошли во двор и увидели
учителя, сидевшего с книгой в руках на лавочке
в тени разросшегося куста акации.
—Здравствуйте, Вениамин Федорович,—сказал
Эчук.
—Здравствуйте, здравствуйте.—Учитель отложил
книгу.—Ну, говорите, друзья, что вас привело
ко мне в такой ранний час?
Эчук посмотрел на Васли, тот —на Колю Устюгова,
а Коля в смущенье опустил голову.
—Вы что, языки проглотили? —улыбнулся
учитель.
—Говори ты, Эчук,—подтолкнул друга Васли.
Эчук был старшим среди них по годам, к тому же
шустрее и бойчее на язык.
Эчук прокашлялся и сказал:
—Вениамин Федорович, у Васли горе...
Учитель нахмурился, на крутом лбу обозначилась
морщина, голубовато-серые, обычно такие веселые,
глаза стали серьезными.
—Что такое случилось?
Васли, запинаясь, со слезами в голосе, рассказал,
что произошло вчера на мольбище.
—Да-a, жалко Кигока,—тихо сказал учитель.— Но бояться тебе и твоему отцу нечего. Ты
правильно сделал, что вступился за Кигока. На
твоем месте каждый бы так сделал. На угрозы
Каная Извая и даже самого Ороспая не обращайте
внимания. Как говорится, собака лает, ветер носит.
Карт и его помощники пользуются темнотой народа
и крутят деревней как хотят. Но это только до поры
до времени.
—Вениамин Федорович, они и на вас злятся.
—Злятся, говоришь?
—Очень.
—Конечно, они должны злиться,—задумчиво
проговорил учитель.—Они хотят держать вас в
темноте и невежестве, а я тяну вас к свету, к
знанию. Им не нравится, что вы начинаете понимать,
как в действительности устроен мир.
—Марийские карты не любят вас потому, что
вы русский,—неожиданно вставил Коля Устюгов.
—Вот ты, Коля, русский, Васли с Эчуком — марийцы, разве вы живете во вражде? —спросил
учитель.
—Что вы, Вениамин Федорович! —в один голос
воскликнули мальчики.
—Вот видите, значит, дело вовсе не в том, что
карты —марийцы, а я —русский, а в том, что я — учитель. Картам все равно —русский, мариец или
татарин; им тот враг, кто открывает народу глаза на
их темные дела, объясняет вред, который они причиняют
людям.
ГлаваIII
СПЛ ЕТНЯ ПРО БЕЛУЮ КАРТОШКУ
Вера в двух богов —в марийского и христианского
—уже не раз доставляла Иывану Петыру
неприятности. Однажды карт Ороспай при всем
народе выгнал его с мольбища, попрекая тем, что он
только что был в русской церкви и молился русскому
богу. Но что поделаешь? В Турекской стороне
такое двоеверие обычное дело. Марийскую языческую
веру марийцы почитают, потому что это вера
их дедов и прадедов, а в церковь ходят, потому
что вдруг христианский бог сильнее марийского.
После разговора с Канаем Изваем Иыван Петыр
пребывал в постоянной тревоге: он все время думал
про угрозу Извая, и ему казалось, что карт Ороспай
что-то замышляет против него, но не мог догадаться,
что именно.
Когда Васли передал отцу свой разговор с учителем,
то йыван Петыр решил сам сходить к Вениамину
Федоровичу, чтобы своими ушами услышать,
что карт и его приятели ничего не могут ему
сделать.
И вот когда йыван Петыр возвращался от учителя
успокоенный, он повстречал на улице церковного
сторожа Ондрбпа.
—Куда ходил, дядя Петыр? —спросил церковный
сторож.
—К учителю,—ответил йыван Петыр.
Слово за слово завязался разговор.
—Я в молитвенную рощу не хожу, батюшка
не велит,—сказал Ондроп.—Но и до нас дошел
слух, что вроде бы опоганили священную рощу. Это
правда?
—Правда.
йыван Петыр пошел было дальше, но Ондроп
его остановил:
—Говорят, что рощу-то осквернил русский учитель.
Мне что-то не верится. А ты как думаешь, дядя
Петыр?
Во взгляде церковного сторожа йыван Петыр
уловил хитрую усмешку.
—Кто говорит?
—Народ говорит, дядя Петыр.
—От тебя первого слышу. Только не может
этого быть, не верю.
—Я тоже сначала не поверил. А потом припомнил:
ведь как раз позавчера вечером я видел
кошку Ороспая на крыльце учителева дома. Я тогда
еще подумал: <Почему/>сторож дома деда Ороспая
вздумал охранять дом учителя? Вот увидит это
Ороспай, не миновать кошке хворостины>>. А вчера,
слышу, люди говорят: <Ороспаеву/>в священной
роще кто-то удавил>>.