Воейков

Первые два варианта преследовали преимущественно научные цели, задачи третьего не только научные, но и хозяйственные. Слово за докладчиком.

И вот характерный штрих: Воейков, в докладе доказывавший необходимость плавания вокруг северного берега Новой Земли и далее к Таймыру, говорит:

— Если приходится выбирать между этими вариантами, то я высказываюсь за третий.

Как ни заманчиво было для климатолога и географа исследование дальних полярных стран, практическая польза для отечества прежде всего.

Доклад об организации северной экспедиции был представлен «по начальству».

Но это пока еще только бумажная переписка. Когда-то равнодушные бюрократы соблаговолят снизойти до прочтения объемистого доклада! И как они к нему отнесутся? Скорее всего положат под сукно или сочтут «полезным, но несвоевременным». А может случиться и худшее: просто отклонят проект экспедиции, как не соответствующий «видам правительства».

Сидеть на месте и ожидать решения в «инстанциях» вопроса о полярной экспедиции Воейков не мог. Он рвался к живой деятельности. Географ без путешествий, как рыба без воды!

В далеких южных морях уже совершал бессмертный подвиг Николай Николаевич Миклухо-Маклай, высадившийся с борта русского военного корабля на берег Новой Гвинеи. Великий русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский, блестяще завершивший экспедицию в Уссурийский край, уже вступил на территорию другой неведомой земли — Центральной Азии. Хмурые северные страны обследовал Петр Алексеевич Кропоткин. Каждому из них было суждено прославить Россию научными открытиями. Гуманист Миклухо-Маклай готовился выступить с пламенными словами в защиту человеческих прав «дикарей» — папуасов. Пржевальский перечеркивал линиями тысячекилометровых маршрутов огромные «белые пятна» карт Азиатского материка. Кропоткин уже подошел к гениальной разгадке одной из тайн истории Земли. Исследование Финляндии и Швеции привело его к открытию ледникового периода.

Дальнее путешествие — нет, кругосветное путешествие! — только к такому решению мог прийти будущий исследователь климатов Земли.

Правда, как мы увидим позже, Воейков не осуществил полностью своего намерения и не совершил кругосветного путешествия. Но все же ему удалось побывать в очень многих странах земного шара.

Мало что удерживало Воейкова в Петербурге.

Педантизм Вильда мешал Александру Ивановичу поставить работу Метеорологической комиссии так, как он считал нужным. Менделеев говорил, что всякое обобщение фактов казалось Вильду «чуть ли не посягательством на науку». Трудно представить себе людей, более не похожих друг на друга, чем Вильд и Воейков. Когда Вильд стал распространять порядки, установленные им в обсерватории, также и на Метеорологическую комиссию Географического общества, в том числе и на секретаря комиссии, Александр Иванович запротестовал. Конфликты перешли в острые столкновения.

Возглавляя обсерваторию и Метеорологическую комиссию Русского географического общества, Вильд упорно не хотел (а быть может, и не мог) понять, что, несмотря на общность целей, между ними имеется существенная разница. В то время как Главная физическая обсерватория являлась государственным учреждением, имела определенный бюджет, а служащие ее обеспечивались «жалованьем», ставившая себе те же задачи Метеорологическая комиссия была чисто общественной организацией. Ее опора — добровольные наблюдатели никак не оплачивались, и главным стимулом их деятельности было бескорыстное служение науке.

А Вильд относился к добровольным наблюдателям, и еще больше к Воейкову как к обыкновенным чиновникам, обязанным беспрекословно выполнять распоряжения начальства.

В спорах Воейкову не удавалось побеждать Вильда. Вильд был тактичным, сдержанным, в разговоре держался уверенно. Воейков сердился, нервничал, терял самообладание. Присутствующим казалось, что прав не Воейков, а Вильд. К тому же Вильд занимал несравненно более высокое служебное положение, был старше почти на десять лет, имел солидный служебный стаж и казался серьезнее Воейкова — начинающего научного работника.

Воейкову оставалось подчиниться или уйти. Он выбрал второе. В конце 1871 года он сложил с себя обязанности секретаря комиссии, мотивируя это тем, что собирается совершить кругосветное путешествие. Вместо него был избран барон Н.В. Каульбарс — один из чиновников, по духу близкий Вильду.

Однако Воейков не хотел отступать в борьбе с формализмом, тормозившим развитие русской науки. Прежде всего он опубликовал протест против печатания метеорологических сборников на немецком языке. Так было заведено еще Купфером. Ни Кемц, ни Вильд — оба немцы — не думали отменять этот порядок.

Географическое общество охотно поместило статью Воейкова в своих «Известиях». Вильд больше не решался печатать статьи на немецком и французском языках без русского перевода.

Но это была только первая и еще не особенно серьезная победа над формалистами. Пройдет еще немало лет, прежде чем восторжествуют научные методы Воейкова.