«Военная анархия» в Римской империи

Окончив приготовления к войне, начатые еще его предшественником, в том числе завершив подготовку новобранцев, Максимин перешел Рейн и начала свой поход внутрь Германии. Он лично участвовал в боях и с риском для собственной жизни вдохновлял своих воинов. Особенно упорным и чрезвычайно опасным было сражение, развернувшееся в глубоком болоте, когда только личная смелость Максимина спасла положение и позволила римлянам одержать решительную победу. Император столь гордился этой победой, что направил сенату не только отчет о ней, но и специально нарисованные большие картины, изображавшие подвиги и его самого, и его воинов (Herod. VII, 2-9; SHA Max. 12). В честь победы были отчеканены монеты с гордой надписью VICTORIA GERMANICA и триумфальным портретом Максимина⁸⁵. Эти монеты были выпущены уже в конце лета 236 г. Это позволяет уточнить хронологию германской кампании. Если следовать буквально тексту Геродиана, то создается впечатление, что вся кампания заняла один сезон и зимой Максимин уже находился на Дунае в Сирмии. Однако вероятнее всего, что эту зиму он провел на Рейне⁸⁶. В то же время все легенды монет, чеканившихся в 235 г., ясно намекали на военные успехи, например, VICTORIA

⁴⁴ Loriot X. Ор. cit. P. 676.

"Alram М. Op. cit. S. 27, 41-42.

^StylowA. U. Ein neuer Meilenstein des Maximinus Trax in Sardinien und die Straße Karalcs-Olbia // Chiron. 1974. Bd. 4. S. 520-523.

AUG(usti)¹²². По-видимому, Геродиан, как и биограф Максимина, объединил в одном рассказе два зарейнских похода императора. Несколько позже сенат присвоил ему почетный титул Германского величайшего¹²³.

Одержав победу над аламанами и обезопасив этим рейнскую границу, Максимин, не заезжая в Рим, осенью или в самом конце лета 236 г. перенес центр своего внимания на Дунай, сделав главной базой Сирмий¹²⁴. Геродиан, сообщая о пребывании Максимина в Сирмии, в то же время умалчивает о его дунайских кампаниях. «Юлий Капитолин» просто кратко упоминает о множестве других, кроме германской, войн (et alia... bella) Максимина и приводит письмо, якобы написанное императором сенату, в котором тот говорит, что провел столько войн, сколько не провел ни один из прежних правителей (SHA Мах. 13, 1-2). Оба автора пишут, что в Сирмии Максимин только готовился к войне с сарматами, когда пришла весть о событиях в Африке и Италии, о которых пойдет речь ниже. Но надписи показывают, что он носил не только титул Germanicus maximus, но и титулы Sarmaticus maximus и Dacicus maximus (ILS 488-490). Это ясно свидетельствует о том, что Максимин не только готовился к сарматской кампании, но и уже одерживал победы над сарматами и другими племенами к северу от Дуная¹²⁵. Эти победы, видимо, и вдохновили его на составление плана полного подчинения Германии вплоть до Океана, т. е. Балтийского моря (Herod. VII, 2,9; SHA Max. 13,3)¹²⁶. Как уже говорилось, в римском общественном мнении, особенно в армейской среде, никогда не исчезала мысль об установлении власти Рима над всем миром. И первым этапом дальнейшего расширения римского господства представлялось подчинение Германии. Вероятно, во время войны против аламанов Максимин убедился, что природные условия непосредственно за Рейном представляют собой слишком много препятствий для успешного похода¹²⁷, и решил, что

удар с юга будет более эффективным. К тому же он и сам происходил из этих мест и вполне мог знать природу по крайней мере ближайших к Дунаю территорий. В таком случае предшествующие задунайские походы можно рассматривать как подготовительную фазу грядущей грандиозной войны. Римская армия была уже не в состоянии одновременно вести войну на нескольких фронтах¹²⁸, и, профессиональный военный, Максимин это понимал. Поэтому он сосредоточил все свое внимание на германской кампании, совершенно не обращая внимания на начало нового давления персов на восточную границу Империи, что еще больше вдохновляло персидского царя, захватившего ряд римских владений в Месопотамии, включая Эдесу¹²⁹. И все же в целом события развернулись иначе, чем предполагал Максимин.

Еще раз можно подчеркнуть, что интересы Максимина в огромной степени лежали в чисто военной плоскости. С этой сточки зрения внутренняя политика была полностью подчинена военной. Это, в частности, определяло и его отношения с сенатом.