По Л. С. Васильеву чифдом — «это основанная на нормах генеалогического родства, знакомая с социальным и имущественным неравенством, разделением труда и обменом деятельностью и возглавляемая сакрализованным лидером политическая структура, главной функцией которой является административно-экономическая… Чифдом являет собой как раз тот этап, на котором правитель из слуги общества начинает становиться… господином над ним» [70, с. 40]. Протогосударство-чифдом — это обычное состояние для протогосударств номадов [70, с. 32]. Значение «аристократии» в нем основано не столько на имущественном факторе, хотя он уже и присутствует, но все еще на пережитках меритократии, при этом ранги заслуг уже начинают передаваться по наследству, что есть важнейший признак формирования феномена родовой знати [70, с. 38]. Такие пережитки очень сильны — народы Восточной Азии, даже самые развитые (Китай), вводили в состав своего государственного аппарата понятия и традиции своего далекого номадического прошлого — система счета «заслуг», их официальное оформление была характерна, например, для китайской государственности с самых древних пор. Так, эту систему заслуг фиксирует историческая эпопея «Троецарствие», написанная как раз в конце монгольской династии Юань в середине XIV в., но описывающая реалии (разумеется, в меру понимания автора XIV в.) конца династии Хань, т. e. III в. н. э. Пример этот характерен — автор «Троецарствия» писал на базе исторических повествований, так называемых «
Целый набор слов старой китайской канцелярии с обязательным знаком «гун»[28]
, которыми оформлялись подобные официальные стереотипные обороты, указывает на значимость пережитков меритократии в даже столь развитой, как китайская, государственной системе. Все это иллюстрирует жизненность меритократического подхода, который продержался в государственности Китая ни много ни мало, но до начала XX в., т. е. более 3000 лет с того момента, когда кочевые племена иньцев начали строить цицилизацию. Данный подход не является чем-то исключительным, присущим цивилизациям Центральной Азии и Дальнего Востока, — вспомним местничество в Московском государстве, ведь корни его тоже в пережитках меритократии и также, как в Срединной империи, данное явление было встроено в государственную структуру и прожило вплоть до Петра Великого, нещадно боровшегося с ним. С этой точки зрения любопытно отметить, что реформаторы в Цинском Китае конца XIX в., конкретно знаменитый реформатор Кан Ю-вэй[29], выдвигали в качестве знамени дела реформирования старой китайской государственности именно Петра Великого и призывали учиться у России [173, с. 180–181], которая сумела освободиться в своих государственных институтах от пережитков далекого прошлого.Все эти примеры из истории самой влиятельной культурной традиции региона, к которому принадлежали древние монголы, показывают, что развитие чифдома у них не могло идти иначе чем по путям, аналогичным китайским. Это тем более представляется неизбежным, потому что становление государственности у монголов (да и прочих соседей китайцев) не проходило с чистого листа, как у иньцев в III тысячелетии до н. э., а в условиях культурной гегемонии Китая на протяжении столетий. Т. е. взаимодействие Китая с его соседями-кочевниками проходило при усиленном проникновении в их жизнь всевозможных заимствований как материального, так и идеологического порядка. Тем не менее специфичность кочевнического образа жизни привела к своим особенностям государственного строительства у кочевников. Так, вбирая в себя заимствования из развитых государств оседлых соседей, государственность кочевников надолго затормаживалась на этапе протогосударства-чифдома. Собственно, поэтому у кочевников чифдомы так называемые вторичные, т. е. «складывающиеся в значительной мере под воздействием со стороны более развитых структур» [70, с. 32].