Военная держава Чингисхана

Статус Темучжина в плену тайчжиутов был близок к рабству, но не равен ему. Скорее всего победители, т. е. тайчжиуты, считали Темучжина и его родных своими потомственными боголами (ongu bogol)[46], точнее их первым поколением. Институт потомственного богольства— это нечто среднее между рабством и потомственным вассалитетом. Или, как определял положение боголов Б. Я Владимирцов, — они были в статусе «крепостных вассалов» [74, с. 65]. Этот «крепостной вассалитет» представлял собой прикрепление за хозяйским родом/улусом в наследственное владение того рода, который попал под его власть в результате или поражения в войне, или обеднения и материальной нужды [74, с. 67]. Функции ongu bogol’oв заключались в службе хозяевам, степень которой была различной — от почти рабства до почти равного состояния с хозяевами. Данный путь ongu bogol’ы проходили, служа хозяевам в течение нескольких поколений, за это время они постепенно получали права на личную собственность, определенную личную свободу и даже могли вступать в брачные отношения с хозяйским родом, практически сравниваясь с ним в правах. В конце концов только память о положении их предков оставалась основанием для отношения к ним как к «низшим» по сравнению с родами, не попадавшими в ongu bogol’ы. Как это происходило, иллюстрируется примером дарлекинов: «Значение [наименования] утэгу-богол то, что они [дарлекины] являются рабами и потомками рабов предков Чингиз-хана. Некоторые [из них] во времена Чингиз-хана оказали [последнему] похвальные услуги и [тем самым] утвердили [свои] права [на его благодарность]. По этой причине их называют утэгу-богол» [38, с. 15]. То же случилось и с остатками татар, после уничтожения их как племенного объединения в 1202 г., ведь, как свидетельствует Рашид ад-Дин, к татарам «применялось положение унгу-богульства» [37, с. 107]. И только к концу XVI — началу XVII в. мы видим татар как равноправный род среди прочих монголов в маньчжурском описании монгольских и маньчжурских родов Цинской империи «Чжакунь гусай маньчжусай мукунь хала бэухэри эчжэхэ бит-хэ» («Общее обозрение маньчжурских родов, находившихся в составе восьми знамен») [120, с. 219–220].

Темучжин, попав в крепостную зависимость оттайчжиутов, тем не менее смог ее порвать через несколько лет, но сам этот факт был слишком невыгоден для него. П. Рачневский (правда, по другому поводу) приходит к выводу о существовании табу среди монголов (как современников Чингиса, так и следующих поколений) на определенные темы из жизни Чингисхана [117, с 97]. Несомненно, что память о позоре Темучжина надо было искоренять или заменить более выгодной версией, что и проделывалось через сложение песен-сказаний (единственное средство массовой информации в бесписьменном монгольском обществе) с «правильным», т. е. героическим вариантом изложения событий якобы кратковременного плена и счастливого, покровительствуемого Небом, побега из него.

У Рашид ад-Дина наряду с пересказом версии СС о тайчжиутском плене есть глухое упоминание о меркитском плене Чингисхана именно в его ранние годы: «Как-то раз во время юности Чингиз-хана они одержали над ним победу, и его внезапно захватили в плен. В те дни не существовало обычая быстро убивать пленных, так как, возможно, что-нибудь за них возьмут и тогда их освободят. Это дело произошло так. Однажды Чингиз-хан ехал по некоему важному делу; он достиг высокого холма и направился на его вершину; седло вместе с ним отделилось от спины лошади без того, чтобы распустилась подпруга и развязались нагрудные ремни; Чингиз-хан упал. Сильно удивившись этому обстоятельству, он сам себе сказал: «Может быть, всевышняя истина не желает, чтобы я ехал по этой дороге, и затрудняет мое дело». Он подумал о возвращении, но сатана снова одержал над ним верх, и Чингиз-хан отправился по влечению сердца. Неожиданно некоторое количество людей из племени меркитов напали на него, захватили, увели и стерегли до тех пор, пока, по прошествии некоторого времени, не прислали им кое-что из дому Чингиз-хана и не взяли его обратно» [37, с. 115]. Эта цитата приведена для сравнения с СС — рассказ неизвестного источника Рашид ад-Дина несет на себе те же явные черты героического сказания, что и в рассказе СС о чудесном избавлении Темучжина от тайчжиутского плена в юности. Притом рассказ «Сборника летописей» Рашид ад-Дина о тайчжиутском плене Темучжина тоже испытал влияние позднейших народных сказителей в виде вставок эпических элементов, которые применялись для пущего эффекта. Например, в нем сообщается о предсказании возвращения Темучжина домой, сделанном его младшим сыном Толу ем, и это притом, что тайчжиутский плен имел место во времена ранней молодости Темучжина, когда он еще не был женат.