Военная фортуна

Мистер Хирепат-старший представлял собой мужчину видного и внушительного во всем: в объеме груди, плеч и талии, с мясистым цветущим лицом и крупными чертами. Волосы его были напудрены, а черный бархатный сюртук украшали синий воротник и отвороты — сочетание цветов, еще сильнее оживившее в Стивене воспоминание о Диане Вильерс. Менее чем через двадцать семь часов, подумал он, бросив взгляд на изящные английские часы, она будет в Бостоне. Манеры мистера Хирепата носили отпечаток властности — он явно привык командовать. И сын, и пожилая леди, ведущая хозяйство, сразу сникли, но со Стивеном хозяин держался подчеркнуто приветливо, любезно и даже уважительно.

Коммерсант извинился, что не зашел в «Асклепию», чтобы засвидетельствовать почтение доктору Мэтьюрину и поблагодарить за доброе отношение к Майклу — его удерживала дома проклятая колика. Но теперь она прошла, и он рад возможности выразить свою признательность. Нет пределов его благодарности судьбе, которая позволила Майклу познакомиться с таким выдающимся человеком и набраться у него ума. Доктор Раули рассказал ему о бесценных публикациях мистера Мэтьюрина по вопросу о здоровье моряков, к тому же тот, насколько он понял, состоит членом Королевского общества. Да, сам он всего лишь торговец, но ценит науку. Науку, имеющую практическое применение.

Обед получился долгим и изобильным, а задача поддерживать беседу выпала почти исключительно на долю мистера Хирепата и Стивена. Майкл Хирепат почти не раскрывал рта, а тетушка Джеймс осмелилась заговорить лишь однажды, поинтересовавшись, верит ли доктор Мэтьюрин в Троицу.

— Разумеется, мэр, — ответствовал тот.

— Слава Богу, хоть кто-то еще верит, — произнесла тетя. — Почти все мерзавцы в этом Гарварде — унитарии, [32]а эти их жены и того хуже.

После этого достойная матрона не сказала ни слова, только шипела на слуг — не будучи большим оратором, миссис Джеймс явно отлично справлялась с ролью экономки. Из-за тумана на улице царил полусумрак, но в большой, уютной столовой свечи ярко отражались в полированной мебели, славный очаг, обрамленный медью, надраенной не хуже чем в королевском флоте, освещал красно-синий турецкий ковер. Отлично приготовленную еду подавали на необычайно массивных блюдах. Когда с оной было покончено, Стивена препроводили в не менее приятно обставленную гостиную. Дом трудно было назвать элегантным, хотя имелись в нем и красивые вещи, но он был богатым, а главное, удобным. Мэтьюрин поймал себя на мысли, что такой обед мог его ждать в апартаментах какого-нибудь уважаемого торговца из лондонского сити. Это впечатление усилилось, причем весьма, когда Хирепат-старший, наполнив бокал и передав графин дальше, встал и провозгласил тост за здоровье короля. Майкл Хирепат выпил с безразличным взглядом, и Стивен подметил, как он ловко сунул в карман серебряную ложку. Карман дальний со стороны отцовского кресла.

Затем мистер Хирепат поднял тост «за достойное окончание войны мистера Мэдисона, и пусть оно наступит как можно скорее». Стивен предложил выпить «за прирост торговли», и Хирепат осушил бокал до дна, и трижды пристукнул им потом по столу в знак сердечного согласия.

На внесенный в гостиную серебряный сосуд Мэтьюрин поглядывал не без опаски, но как выяснилось, и в Бостоне тоже умеют готовить чай. Стивен с удовольствием поглощал напиток, потому изрядное количество принятого кларета и портвейна не прошло даром для его головы. Однако своенравие мистера Хирепата не дало ему насладиться более чем двумя чашками — хозяин дома поинтересовался у тетушки Джеймс, не пора ли той вздремнуть, и пожилая леди в тот же миг вымелась из комнаты, оставив на столе недоеденный кекс. Затем намекнул Майклу, что тому пора вернуться к Кэролайн, поскольку в части регулярного кормления детей нельзя полагаться на эту Салли из Мэриленда, да и на других тоже. Доктора же Мэтьюрина он проводит до «Асклепии» лично. Самому же Майклу следует быть внимательнее на дороге — туман становится все гуще.

— Так, доктор Мэтьюрин, позвольте передвинуть ваше кресло поближе к огню, — сказал Хирепат, проводив гостя в небольшую комнатку, видимо, свой кабинет, потому как в ней имелось с полдюжины книг и гроссбухи. — Выразить не могу, как рад я видеть вас здесь.

После паузы, за время которой коммерсант пристально разглядывал Стивена, Хирепат сообщил, что во время войны за Независимость принадлежал к лоялистам, и что, хотя и вернулся ради защиты деловых интересов из Канады и примирился с республикой, но сердце его навсегда осталось с Англией.

— Поведение мое, быть может и не самое героическое, сэр. Но я ведь торговец, а не солдат. Подвиги, полагаю, мы можем смело возложить на плечи джентльменов, которые, как и вы, служат короне.