Твой второй номер заправляет новую ленту в пасть казенника, и пули похожи на продолговатых летающих рыбок с длинным клювом. Та-та-та-та-та… Бог ты мой! Если бы не болела так сильно голова, все было бы намного лучше. Но головная боль сверлит твои виски, лоб и затылок, словно на череп поставили двадцатиэтажный дом. Ты почти ничего не видишь, но не перестаешь выпускать очередь за очередью. На ладони твоей левой руки, наверное, уже вздулся волдырь от ожога второй степени. Та-та-та-та-та… Черт! Кончились патроны… Ты вопишь: «Давай ленту, мать твою!». Ты бросаешь взгляд влево, а второй номер валяется в окопе, растянувшись во весь рост, брюхом кверху, и алая булькающая струя хлещет из его разорванной пулей глотки. Он дал поймать себя на мушку, как последний идиот! Ты слегка замешкался — черт, если бы не эта адская головная боль! — потом тянешься к коробке с патронами, достаешь заряженную ленту… Но эти сволочи уже вырастают на бруствере. Твоя рука тянется к бедру, где в кобуре висит «кольт» сорок пятого калибра… Их лица искажены гримасой ненависти, они уже совсем близко!.. Твоя рука еще только ложится на рукоятку «кольта», а негр в маскировочном комбинезоне уже прыгает на тебя со штыком наперевес, направленным прямо в твой живот. Сначала это напоминает булавочный укол… А секунду спустя мучительная боль от холодной стали разрывает тебе все нутро… А еще через секунду у тебя внутри словно начинается извержение вулкана… И ты видишь, что этот черномазый негодяй несколько раз проворачивает винтовку со штыком вокруг ее оси… Старт, полет, взрыв!.. И ты видишь, как он вытаскивает из твоего живота окровавленное лезвие, с которого свисает что-то белое и скользкое…Ты становишься всего лишь тряпичной куклой, вопящей от боли и растопырившей руки и ноги. И ты падаешь куда-то назад, в океан бесконечной боли. Серое небо качается над тобой, становясь красным, коричневым, темно-фиолетовым, черным. Ты еще корчишься в грязи, тщетно пытаясь избавиться от адского стержня, пригвоздившего тебя к земле. Твои руки стараются остановить скользящие наружу внутренности, задержать льющуюся потоком в пах кровь. У тебя еще остаются три минуты жизни, прежде чем ты истечешь кровью, и ты истекаешь, истекаешь… И вытекает из тебя не только кровь, но и мозги. Вот уже все чернеет и внутри, и снаружи тебя, больше ничего нет, ничего нет, и ты тоже уже не существуешь…
Звук голоса вырывает тебя из мрака. Ты выпрямляешься, делаешь несколько глубоких вдохов разинутым ртом, словно рыба, вытащенная из воды. Голос пытается что-то сказать тебе, но ты не можешь понять его. Он слишком далеко, это всего лишь бормотание, почти неразличимый и постоянно заглушаемый помехами шепот. «
Ты по-прежнему дышишь с большим трудом. Да и чувствуешь себя ты в целом неважно… просто отвратительно. Мозг воспринимает по нервам глухую, пульсирующую боль. Кажется, будто твоя грудь разрывается при каждом вдохе, как слишком туго натянутая простыня. Твой живот подвергается таким жгучим коликам, словно в нем завелись стая прожорливых амеб, несколько острых аппендицитов и парочка перитонических язв кишечника. Ты наклоняешься вперед. Тебя тошнит, но рвота не получается. Ты отнимаешь руки от ушей и ощупываешь ими почву вокруг себя, будто ищешь точку опоры в круговороте нахлынувших со всех сторон ощущений. Но почва оказывается лишь мокрой землей, болотистым грунтом, в который с мерзким хлюпаньем погружаются твои пальцы. Ты вытаскиваешь ладони из грязи и проводишь ими по своему скрюченному болью телу. Ты обнаруживаешь, что на тебе надет бесформенный комбинезон цвета хаки, что на ногах у тебя ботинки на шнурках, что металлическая каска давит на твою голову, а под подбородком проходит ее кожаный ремешок; что с твоего пояса свисают: длинный кинжал (его называют штык-ножом, вспоминаешь ты), ребристые металлические яйца (гранаты), мешочек с продолговатыми железными коробочками (это магазины в подсумке), а рядом с тобой, наполовину утонув в грязи, лежит длинноствольная винтовка.