Военная история Боспорского царства

Для условий Северного Причерноморья, где преобладает ровная открытая местность, можно предполагать большую роль военного обоза. Повозки, поставленные кругом наподобие укрепленного лагеря, легко было использовать для предотвращения внезапного ночного нападения (ср.: Veget. III, 10; Amm. Marc. XXX, 2, 18–19), a также в целях эффективной обороны в случае неудачи в сражении.

Судя по всему, военные действия боспорской армии носили в основном оборонительный характер и были нацелены прежде всего на отражение нападений соседних варварских племен. При более масштабных военных акциях для достижения победы над врагом могли привлекаться контингенты римских войск.

Яркими иллюстрациями действий боспорской армии на поле боя являются росписи пантикапейских склепов римского времени. Самый ранний из них — уже упоминавшийся склеп второй половины I века, открытый в 1841 году директором Керченского музея А. Б. Ашиком; он, возможно, принадлежал одному из боспорских царей. К сожалению, о его росписях можно судить только по рисункам, изготовленным художником А. М. Стефанским сразу после открытия склепа. Впечатляет нарисованная на одной из стен картина боя, расположенная под изображением загробного пира. Два отряда конных воинов с пиками наперевес во весь опор несутся навстречу друг другу, а между ними уже лежит груда мертвых тел. Группа боспорцев, атакующая в сомкнутом боевом порядке, представлена слева, что соответствует характерному для греческого искусства «направлению победителей». Это героизированные всадники с непокрытыми головами в длинных кафтанах, через треугольный вырез которых видны чешуйчатые панцири или нагрудники. Им противостоят воины в каркасных шлемах конической формы и панцирях двух типов. У одних, в том числе у погибших, они короткие чешуйчатые, без рукавов, у других, чей высокий социальный ранг подчеркнут трехчастными эмблемами на шлемах, — панцири пластинчатые, с рукавами до локтей, длинные до пят. В последнем случае фигуры воинов были показаны в копии несколько необычно: сидящими по-женски, что совершенно невозможно для тяжеловооруженного всадника.

М. И. Ростовцев считал, что женская посадка и доходящий до низа ног пластинчатый панцирь-кафтан этих участников сражения являются несомненной фальсификацией^{107}. Впоследствии оказалось, что в отношении панциря он ошибался. Что касается посадки, то как только не пытались ее объяснить! Вот только некоторые из предложенных объяснений: лошади всадников-катафрактариев имели пластинчатый панцирный доспех, неверно воспринятый при копировании фрески; неустойчивая «дамская» посадка использовалась для демонстрации пренебрежения к противнику; наконец, конным воинам, одетым в длинный неразрезанный панцирь, ничего не остается, как сидеть боком. Впрочем, уже М. И. Ростовцев полагал, что на самом деле это изображение сидящих на лошади всадников, у которых левая нога выдвинута вперед, а правая, по другую сторону лошади, отброшена несколько назад. После длительной дискуссии следует признать наиболее близкой к истине следующую точку зрения: художник действительно неверно интерпретировал вполне обычную посадку всадников и изображение длинных доспехов, естественно, имевших разрезы. Следует отметить, что многих исследователей ввело в заблуждение стремление боспорских живописцев к максимальной фронтальности изображения социально значимых персонажей и определенной симметрии композиции. Ведь на этой и других боспорских фресках во всех случаях левостороннего движения всадники с копьями наперевес оказываются левшами, то есть их фигуры как бы зеркально вывернуты. Только так можно было избежать их показа со спины, что, конечно, нарушило бы торжественно-парадный характер росписей склепов.

Не менее интересен для истории военного дела Боспора склеп конца I — начала II века, открытый в 1872 году на северном склоне горы Митридат. Часто его называют «Стасовским», так как первое исследование и публикация открытых там росписей принадлежат перу известного художественного критика В. В. Стасова (1824–1906). Он отнесся к данному поручению Императорской археологической комиссии с большой ответственностью: побывал в Керчи, сверял на месте рисунки художника и археолога Ф. И. Гросса, консультировался с известными специалистами за границей. Многие детали были уточнены и М. И. Ростовцевым, дополнительно изучавшим эти росписи в 1905 году.