Военная история Древнего Египта Том I. Возникновение и развитие завоевательной политики до эпохи крупных войн XVI-XV вв. до х.э.

Завоевательную политику Аменемхета продолжал его соправитель, а потом преемник Сенусерт I. Судя по сохранившимся источникам, он сосредоточил свое внимание на дальнейшем завоевании Нубии, которая, очевидно, должна была стать одной из важнейших сырьевых баз Египта. О большом военном походе в Нубию, относящемся к 43-му году царствования Сенусерта I, мы читаем в автобиографической надписи Амени, сохранившейся в гробнице № 2 в Бени-хассане. Надпись гласит:

«Я следовал за моим господином, когда он плыл вверх по течению, чтобы уничтожить своих врагов в четырех иноземных странах. Я поплыл на юг в качестве сына князя-хранителя царской печати — великого начальника воинов нома Газэли, как человек, [который] замещает своего старого отца, так как его хвалили в царском дворце и любили при дворе. Я прошел через Нубию и поплыл вверх по течению. Я расширил границы страны. Я принес дары моему господину. Моя хвала достигла неба. Его величество благополучно возвратилось, уничтожив врагов в презренной стране Куш. Я вернулся, следуя за ним с усердием на лице. Не было потерь в моих войсках».[56]

Судя по этой надписи, египетское правительство при Сенусерте I уже могло опираться на военную поддержку номовой аристократии, отдельные представители которой гордятся своим положением при дворе и стараются показать свое усердие на царской службе. Это, очевидно, дало возможность Сенусерту I двинуть большие военные [71] силы на дальнейшее завоевание Нубии. Как ясно видно из надписи Амени, этот поход в Нубию окончился для египтян успешно и повел к расширению южных границ Египта.

О военных походах Сенусерта I в Нубию говорит далее надпись Сиренповета, номарха Элефантины, высеченная в Элефантине. Сиренповет сообщает в этой надписи, как царь послал его «разгромить страну Куш». Тут же достаточно ясно раскрывается и экономический смысл этого похода. Сиренповет называет себя тем, кому докладывали о товарах, привозимых из стран маджаев, о дани князей иноземных стран.[57] Наконец, в Вади-Хальфа в Нубии найдена большая надпись, в которой говорится о завоевании Нубии Сенусертом I. Вверху изображен сам Сенусерт I, стоящий перед богом Монту «владыкой Фив». Царь говорит богу: «Я поверг к твоим ногам, благой бог, все страны, которые находятся в Нубии». Тут же изображено, как бог подводит к царю и представляет ему вереницу связанных пленников, символизирующих захваченные египтянами нубийские города. Под головой и плечами каждого пленника помещен овал, который содержит название данного города. Можно думать, что эти 10 нубийских селений находились несколько южнее Куммэ. Фрагмент плохо сохранившейся надписи также говорит о победах царя, упоминая о «разгроме Нубии». Очевидно, эта надпись была высечена на камне одним из полководцев царя по имени Ментухотеп для увековечения побед, одержанных египетскими войсками в Нубии, завершившихся завоеванием обширной области.[58] Эти победы и завоевания египетских фараонов двенадцатой династии вызвали к жизни появление своеобразной великодержавной теории. Египетские завоеватели, упоенные своими военными успехами, начинают смотреть на побежденных нубийцев, как на «низшую расу», называя в своих надписях Нубию «презренной страной Куш». Так постепенно оформляется великодержавная и военно-агрессивная политика египетского государства. Верховным носителем этой политики является фараон, и поэтому в честь фараона начинают складываться торжественные гимны, в которых выражается мысль о непобедимости египетского оружия и вождя египетских войск, обоготворенного царя. Один из таких гимнов сохранился в тексте «рассказа Синухета»:

«Он — бог, не имеющий равного... он обуздывал иноземные области, когда его отец был в своем дворце, и он докладывал, что исполнено [все] то, что ему было поручено. Он — могучий, действующий мечом своим; он храбрый, которому несвойственно быть замеченным наступающим на бедуинов и бросающимся на злодеев. Он тот, кто сокрушает рог и ослабляет руки, не давая врагам своим выстроиться для боя. Он радуется, разбивая лбы; нельзя устоять в его присутствии. Он — быстрый, уничтожающий бегущих: нет предела [бегства] для обращающего к нему тыл; он упорен в час преследования, он возвращается, не обращая тыла. Он — твердый сердцем, при виде множеств он не дает унынию доступа в свое сердце. Он пылок при виде жителей востока: он радуется, наступая на бедуинов. Он берет свой щит, он попирает, он не повторяет удара, умерщвляя. Никто не может ни [72] отвратить его оружия, ни натянуть его лука. Бегут бедуины от руки его, как от духов Великой. Он сражается, не зная конца, он не щадит и ничто не остается... Радуется наша земля, когда он царствует: он расширяет ее границы. Он овладевает южными странами, не подумает ли он и о северных? Ведь он создан для обуздания азиатов, для попрания бродящих по песку».[61]

Так постепенно в литературу проникают воинственные настроения, характерные для этой эпохи завоеваний, и так создается в искусстве образ победоносного фараона, героически побеждающего всех своих врагов.