Военная история русской Смуты начала XVII века

10 ноября защитника монастыря повторили попытку прорваться к подкопному рву «тушинцев», но потерпели неудачу и с большими потерями были вынуждены укрыться в крепости. Подкоп стремительно приближался к Пятницкой башне, и следовало торопиться с его уничтожением. Учтя опыт предыдущих боев, осажденные хорошо подготовились к решающей вылазке на рассвете 11 ноября. Практически все наличные силы были разделены на три отряда, каждый со своей особой задачей; для уничтожения подкопа выделялась отдельная группа подрывников, действовавшая под прикрытием отряда сотенного головы Ивана Внукова-Тимофеева. Все отряды поначалу справились со своей задачей, и в устье подкопа был заложен заряд. Однако ратники Лисовского быстро оправились от неожиданного нападения и стремительно ринулись к Подольному монастырю, возле которого начиналась минная галерея. Когда первые из них вновь ворвались в подкоп, монастырские крестьяне села Клементьева Никон Шилов и Со-лота подорвали заряд, уничтожив минную галерею и нескольких вражеских воинов. В неравном бою погиб и командир отряда Иван Внуков, однако опасность подрыва монастырских стен была окончательно ликвидирована.

Но все же силы были слишком неравны, и осада продолжилась. А вскоре пришлось запретить вылазки: в городе началась цинга, унесшая жизнь большей части обитателей монастыря. Смертельно раненных и умирающих постригали в монахи, что прежде было обычаем лишь в отношении князей и другой знати. Наравне с воинами и простыми беженцами ужасы «осадного сидения» стойко переносили знатные женщины, принявшие иноческий образ, — «королева-инокиня» Марфа (княгиня Старицкая)[80] и «царевна-инокиня» Ольга (Годунова)[81]. Страшную опасность представляли разногласия внутри гарнизона, когда воевода кн. Григорий Долгоруков попытался завладеть казной и запасами троицких монахов, обвинив в измене казначея монастыря Иосифа Деточкина. Однако второй воевода, Алексей Голохвастов, «королева-инокиня» и архимандрит Иоасаф с помощью монастырской братии сумели защитить казначея от расправы, полностью оправдав его. Впрочем, это не внесло окончательного успокоения в ряды защитников.

Лишь немногие из них пережили зиму: похоронено, по словам Авраамия Палицына, за время осады было 2125 человек, «кроме женска полу и недорослей и маломощных и старых»[82]; к 15 мая в строю оставалось 102 сына боярских, около 20 стрельцов, 40 казаков, 40 престарелых монахов. Но и они были полны решимости стоять до конца, отвергая все новые предложения Сапеги о капитуляции. Более того, воеводы не могли совсем предотвратить вылазки: ратники отпрашивались за стену под разными предлогами: за водой, дровами, травами и кореньями, — и по два-три человека «порознь бродяще смерти искаху». Поляки, видя легкую добычу, бросались на них, и тогда все вышедшие собирались вместе и неизменно побеждали. Нам трудно понять дерзновение этих простых людей, такое их упование на помощь Божью и уверенность в покрове преподобного Сергия…

Летом 1609 г. враг предпринял еще два штурма, но и они окончились неудачей. Обстоятельства отражения последнего из них, в котором принял участие тушинский полковник Зборовский, наиболее поразительны не только для современников, но и для потомков. Менее 200 защитников монастыря приготовились 28 июля принять смерть в бою с 12 тыс. «тушинцев», однако бой для них даже не начался. В предутренней темноте разноязычные (польские и русские) штурмовые колонны, перепутав время выступления, вразнобой двинулись к монастырским стенам, но столкнулись между собой и приняли друг друга за врагов. Началась сумятица, в которой погибли многие «тушинцы», а приступ был сорван. Пораженные невероятной неудачей и грозными видениями, стан Сапеги покинули несколько атаманов со своими станицами.

Вместе с тем однажды «троицкие сидельцы» нашли осадный лагерь полностью оставленным: Сапеге на время пришлось увести свое войско против Скопина-Шуйского, шедшего на помощь Москве из Новгорода. А в октябре из полков князя Михаила привел в Троицу свежий отряд (ок. 300 человек) воевода Давыд Жеребцов.

Ясачное знамя с двуглавым орлом. Фрагмент гравюры второй половины XVII в.

Авторитетный полководец навел свой порядок со снабжением ратников монастырскими запасами и активизировал вылазки из монастыря. Впрочем, поначалу его обученные «премудростям немецкого ратного строя» отборные воины испытали конфуз. На первой же вылазке они попытались показать свое ратное искусство, но были с позором опрокинуты «тушинцами» и спасены только помощью старых троицких защитников. Эти-то «простецы» и поведали Давиду Жеребцову свою воинскую науку: «Мы, государь болярин, прежде сего прося у чюдотворца Сергиа помощи, малоурядно исхаживали… Яко овцы исходихом, пастырь же наш сам промышляя и не погуби нас николи же»[83].