— Но мы есть не только тело. Сие нам ведано. То, что живёт в наших телах, никуда не исчезнет. Наши мёртвые путешествуют с нами до самых снегов.
Жоден выдержал паузу и продолжил:
— Как нам скорбеть по ним? Как выразить горе? Если наши мёртвые с нами, и мы когда-то воссоединимся с ними, то как плакать?
Барабан не смолкал.
— Мы похороним то, что потеряли. Зияющие раны в наших сердцах. Чувство потери, что терзает нас каждый раз, как мы хотим доверить секрет, поделиться шуткой или потянуться за привычным прикосновением.
В глазах стояли слёзы. Я вспомнила Эпора с его яркой улыбкой. Серьёзное лицо Гила. Радостного отца при победе в шахматы.
— Это наша боль, боль выживших. Поделимся же ей.
Жоден запел, обращая лицо и голос к небесам. Ту же песню он пел в тронном зале в городе Водопадов, и по моим щекам покатились слёзы, стоило мне узнать слова.
Я была не одинока. Остальные тоже плакали, прижимаясь к тем, кто сидел рядом, предлагая и получая утешение. Я устроилась поближе к Киру и почувствовала его затруднённое дыхание. Его глаза сверкали в сумерках.
После песни Жоден начал монотонный напев, похожий на тот, что я слышала, когда болела. Слова повторялись снова и снова под ритм барабана.
— Смерть земли, рождение воды, смерть воды, рождение воздуха, смерть воздуха, рождение огня, смерть огня, рождение земли.
Моё внимание привлекло какое-то движение. Я повернула голову и увидела, что Айсдра встала и прошла мимо нас, уходя подальше от толпы. Её лицо было предельно серьёзно, печаль окутала её, точно плащ. Она слегка пошатнулась, но быстро восстановила шаг.
Я бросилась за ней, но Кир остановил меня.
— Не надо.
— Но она так сильно грустит, — начала я, но Кир покачал головой.
— Твои слова не уменьшат её боль, Лара.
Я снова устроилась в его объятиях, мучимая виной. Я спасла огонь своего сердца. Он живёт, дышит, сидит подле меня, его руки покоятся на моей талии. Айсдра же этого лишена. Кир прав. Я лишь напомню ей о потере.
Кир привлёк меня к себе и указал на озеро.
Двое воинов, укатанных в плащи, подошли и встали по бокам от Жодена. Он поклонился, и они уронили плащи. Оба были одеты в простые чёрные туники и штаны, никаких доспехов или оружия. Жоден отступил и встал подле барабанщика. Стоило смолкнуть песнопению, как двое воинов откинули головы назад и запричитали, воздев руки к небесам. Они начали танцевать, выражая телами своё горе, рвя на себе одежду, пока не оказались практически обнажены, крича о своей потери и боли.
Барабан заиграл быстрее, и их крики стали злее, теперь они яростно выли на небеса. Толпа присоединилась к ним, крича и проклиная элементалей. Даже Кир заругался. Эмоции напугали меня, но я тоже ощутила гнев, вызванный тем, что я так мало знала о болезни и не могла её одолеть.
Мужчина опрокинул жаровню с огнём и затоптал пламя. Женщина опрокинула жаровню с водой и затем сделала то же самое с землёй, втоптав комья грязи в землю. Жаровня с воздухом разделиоа ту же участь. Танцовщики замахали руками и развеяли дым от углей. Их гневные вопли заполнили воздух, и с последним ударом барабана они рухнули на колени и обняли друг друга.
Я плакала навзрыд, выплёскивая свой гнев и боль. Кир достал чистые платки, которые захватил из палатки. Я завозилась с одним, вытирая лицо, как молчание нарушил ещё один удар барабана, и Жоден воззвал к народу:
— Смерть и боль — часть жизни. Но не только они, люди Равнин! Жизнь также наполнена радостью, которой нужно наслаждаться и делиться! Возрадуемся же!
Я подняла глаза и увидела, что танцоры движутся, обнимаются, целуются, трутся о…
Я моргнула.
Барабан играл всё быстрее, танцоры двигались под его ритм, гладя друг друга руками, снимая порванную одежду. Мужчина впился губами в женскую шею и…
Богиня!
Я отвела взгляд только чтобы узнать, что не только танцоры искали «утешения». Сосед обнимал соседа, снимая одежды, делясь ласками. Возле нас сидело двое мужчин и, к моему удивлению, они потянулись друг к другу, стали гладить, целоваться и…
Я спрятала лицо в груди Кира.
Он набросил одеяло мне на голову и тихо засмеялся:
— Стесняшка.
— Кир, — прошептала я. – Мужчина с мужчиной?
Он пожал плечами.
— У каждого своего предпочтения. Не то чтобы я их разделяю.
Он помог мне подняться, сгрёб в свои объятия и повёл к нашему шатру.
Я прижала лицо к его шее, пряча глаза, стесняясь того что произошло, но также стесняясь жара, который рос в моей душе, голода по Киру, по жизни. Я обернула руки вокруг его шеи.
— Прости, Кир. Я понимаю, это ваши традиции, но…
— Не твои.
Я почувствовала, что он кивнул в знак понимания.
— Они просто воспевают жизнь, Лара.
Его дыхание защекотало мне ухо.
— Я не против воспеть жизнь, — хихикнула я, и он ускорил шаг. — Только в уединении, в шатре.
— Как пожелаешь, мой трофей, — произнёс он низким гортанным голосом, и меня опалило желание.
Мы дошли до входа, и я так сильно отвлеклась на его лицо, что не заметила Маркуса, пока он не заговорил:
— Военачальник.
Кир повернулся, и у меня ёкнуло сердце от одного только взгляда на лицо Маркуса.