«Зачем думать и мечтать о журавле, когда у меня синица в руке, — подумал военный контрразведчик. — В случае вербовки и переброски его за линию фронта откроется прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить нельзя. Время работает против этой затеи. Германская контрразведка тоже не спит и тщательно будет проверять прорвавшихся своих солдат из окружения».
В то же время он понимал, что в ставке на Биттига есть рискованный компонент, — слишком мало он знал о немецком ефрейторе. В приемно-пересылочном армейском пункте для немецких военнопленных ни ему, ни Старинову не удалось найти его сослуживцев. Соседи Астафьевой ничего существенного не добавили к тому, что стало известно контрразведчикам.
И всё же на имя начальника Управления контрразведки Смерш Центрального фронта генерала Вадиса Александра Анатольевича была отправлена обобщенная справка на Биттига с замыслом вербовки его и переброски через линию фронта.
Ответ фронтового управления Смерш не задержался. Москалев получил на проведение такой операции разрешение, обставленное различными советами в тщательной перепроверке всех объяснений немецкого ефрейтора.
А дальше события развивались так: Беттиг охотно согласился на сотрудничество и дал подписку о неразглашении факта установления негласного контакта с советской военной контрразведкой под псевдонимом «Штабист». По этому случаю на столе появилась бутылка водки и нехитрая армейская закуска.
— А теперь, Клаус, — заметил Москалев, — я предлагаю нам всем троим сфотографироваться.
Это предложение Биттиг воспринял без энтузиазма. На второй день троица встретилась снова.
Москалев показал сделанную фотографию и попросил на обратной её стороне ещё раз подтвердить советским контрразведчикам свою преданность и готовность выполнить задание.
— Зачем это? — настороженно спросил, естественно, на своем языке немецкий ефрейтор.
— Для закрепления нашей дружбы, — улыбнулся капитан.
— Если так, то почему бы и не написать, — кисло проговорил Клаус.
С этого момента наступил период интенсивной подготовки «Штабиста» к внедрению в гитлеровский армейский штаб. Ефрейтор, на удивление «педагогов», оказался весьма смышленым и способным учеником. Как говорится, всё схватывал на лету, и на второй день занятий все говорили на одном языке — языке разведки.
Решили подготовить два варианта задания, согласовав их с руководством УКР Смерш Центрального фронта.
Вариант первый:
Но в этом варианте была одна зазубрина: агент совершенно не знал русского языка, а без этого пройти почти полсотни километров по незнакомой местности было делом рискованным, если не сказать — несбыточным и невозможным.
Вариант второй:
Именно на этом варианте стал настаивать смышленый агент «Штабист».
Это обстоятельство ещё более усилило подозрения чекистов о возможной подставе со стороны гитлеровской разведки.
Вот уж действительно, чем меньше мы знаем, тем больше выказываем подозрений. А знали армейские чекисты о немецком ефрейторе очень мало. Вокруг «Штабиста» была абсолютная пустота, не за что было зацепиться.
После беседы с Биттигом Москалев возвратился к себе в кабинет и в который раз стал внимательно перечитывать материалы дела на перебежчика, пытаясь найти важную зацепку, которая бы привела к раскрытию хитроумного плана, возможно, задуманного немецкой разведкой.
«Если Клаус — враг и осел в городе для сбора информации о наших войсках, — размышлял Москалев, — то у него должен быть связной, который забирал бы у агента секретные материалы и передавал бы их немцам по радио или курьерским способом через линию фронта.
Если это так, то надо искать этого затаившегося недруга в городе. Но ведь проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела Биттига, тоже ничего не дала. Хозяева пяти квартир не вызывали никаких подозрений, а в двух других жильцы отсутствовали».
Старинов решил переговорить с солдатами из комендатуры, задержавшими ефрейтора в надежде, — а вдруг что-нибудь прояснят они…