Военная контрразведка и армия. Записки ветерана органов военной контрразведки

На людей, встречавшихся с Анатолием Ивановичем, он мог произвести впечатление человека сурового и даже отталкивающего. Таким воспринял его и я на первых порах. Со временем все оказалось иначе. За внешней строгостью и неприветливостью скрывалась душа честная, правдивая, высоко ценящая добрые человеческие отношения. Мне известны многие факты проявления Анатолием Ивановичем исключительной чуткости, заботы и внимания к подчиненным, сослуживцам и своим товарищам.

Большой жизненный и военный опыт, фронтовая закалка, фундаментальное образование, сильный характер и ясный ум позволяли генералу Беднягину действовать уверенно, держать себя принципиально, ни под кого не подстраиваться. Помню, как на военных советах он отстаивал свое мнение, даже в тех случаях, когда далеко не все члены совета разделяли его позицию. Анатолию Ивановичу были чужды заигрывание с людьми, слащавость в обращении, боязнь острых оценок. Он имел мужество говорить правду в глаза, пусть и нелицеприятную. Из-за прямоты характера нажил себе немало врагов, жаловавшихся на него в партийные и военные инстанции.

Мне вспоминаются обстоятельства одной своеобразной беседы и оценки Анатолием Ивановичем человеческих слабостей.

Осенью 1962 года в особый отдел 14-й мотострелковой дивизии армии прибыл из Харькова новый оперработник. В то время существовала практика стажировки в подразделениях военной контрразведки ГСВГ сотрудников территориальных органов с целью постижения ими опыта и навыков оперативной работы в войсках. Такой порядок диктовали интересы мобилизационной готовности органов госбезопасности.

За прошедшие годы я забыл фамилию прибывшего сотрудника, поэтому буду именовать его харьковчанином. На удивление всем нам, харьковчанин с первого дня своего приезда проявил крайнюю недисциплинированность: отказался принимать дела, выразил нежелание служить в Группе войск и потребовал возвратить его в Харьков. Свое поведение объяснил неприязнью к немцам в связи с гибелью отца в минувшей войне и трудностями сочетания службы за границей с заочной учебой в Харьковском университете.

Доводы для отказа служить в ГСВГ звучали неубедительно. Во-первых, многие офицеры Группы войск учились заочно в вузах Советского Союза и тоже потеряли близких и родных в годы Великой Отечественной войны. И во-вторых, почему эти вопросы не ставились до командировки за границу?

Проведенное разбирательство подтвердило надуманность аргументов харьковчанина. В действительности он испугался новой для себя обстановки и проявил трусость. Дело в том, что его прибытие в ГСВГ совпало с известным Карибским кризисом, поставившим мир на грань атомной войны, поэтому войска Группы находились в состоянии повышенной боевой готовности, жили напряженной жизнью, были готовы к любым поворотам. Участившиеся боевые тревоги, выходы воинских частей в запасные районы и другие неординарные меры произвели на харьковчанина удручающее впечатление, вселили в него растерянность и страх. Конечно, такое поведение не вписывалось в требования, предъявляемые к сотрудникам органов безопасности.

О случившемся я доложил руководству Управления особых отделов ГСВГ и члену военного совета армии генералу Беднягину, который изъявил желание лично встретиться с харьковчанином. Разговор состоялся обстоятельный, без всякого снисхождения. Он еще раз подтвердил, что харьковчанин человек слабой воли, пугливый и просто трус. Сотрудники особого отдела дивизии рассмотрели персональное дело харьковчанина на партсобрании и за проявленную трусость исключили из партии. В срочном порядке он был отправлен военным самолетом в Советский Союз.

Откомандированный харьковчанин до службы в органах госбезопасности был секретарем районной комсомольской организации. Не попади он в специфическую ситуацию, никто бы о его низких волевых и моральных качествах не узнал. Глядишь, со временем дослужился бы и до больших постов. Наверное, сложная, острая обстановка всегда проверяла и будет проверять, на что способен человек, какова его цена.

Генерал Беднягин относился к людям действия, реально смотрел на жизнь. Никаким иллюзиям не поддавался. Друзей определял не по словам, а по конкретным делам и поступкам. Ценил и берег дружбу. Когда служба разбросала нас по разным регионам страны, Анатолий Иванович не позволял порваться нити наших добрых отношений: звонил, писал, по возможности навещал. Так он вел себя всегда: и работая в аппарате Главпура, и в бытность членом военных советов Одесского и Киевского военных округов.

Незадолго до смерти, поздравляя меня с годовщиной Советской армии, Анатолий Иванович своим каллиграфическим почерком написал: «… хотя формально, по штатному расписанию, Вы всю службу числились как работник КГБ, мы, военные, с которыми Вы работали бок о бок, всегда Вас считали своим и по форме, и по существу. И, как Вы помните, в частности в Форст-Цинне, дарили Вам не только уважение как начальнику военной контрразведки, но и личные симпатии и дружбу…