После Приморья с буйством зелени природной,И шума волн о камни и песок,На удивление коллег, молвы народной,За мужем понеслась, оставив позади Владивосток.Я разве думала, что мне придётсяС семьёю жить, да на памирской высоте!И оказаться ближе, чем другие, к солнцу,И небу звёздному признаться в красоте.Оно ведь редко там бывало хмурым,Всё чаще голубым, с палящим солнечным лучом,И плыли облака как корабли по морю,Глядя на это – думать не хотелось ни о чём.Суровы горы были молчаливы,И лёгкий холод каждому несли,А жители – киргизы – хлопотливы,Овец отары у подножия пасли.На высоте раскидистых деревьев не увидишь,Здесь редки скудный куст и зелень – дефицит,Ты шума городского не услышишь,Природа горная торжественно молчит.«Уазик» быстро мчит по горным и опаснейшим дорогам,Густая пыль за ним удушливо клубит,Так хочется хлебнуть побольше кислорода,Из-под колёс лишь камень горный бешено летит.Закат пурпурный, мощный, величавый,Он в памяти остался навсегда,И тот мороз, и иней след «курчавый» —Всё это не забыть мне никогда.Ночное небо над Памиром зависало,На нас смотрели звёзды с блюдце с высоты,В краю я том землетрясение познала,И так тревожилась, что ждёт нас впереди?На самой высоте, у «Пика Коммунизма»,Погранотряд в Мургабе там стоял,Жизнь круглосуточно «кипела» – не до фанатизма,Лишь поздно вечером солдатский гомон затихал.В казармах и домах огни горели,И жизнь за окнами у каждого своя,Чуть слышно в клубе репетировали, пели,Вся в ожиданиях была душа моя.Ведь я с детьми жила в отряде.А муж на той, Афганской стороне,Тревога, мысли, серебрили мои пряди, —Ведь там война и многие во взрывах и огне.Днём легче справиться с печалью,В работу погрузившись с головой,Наедине с собой давала волю женскому молчанью…Так тяжело ночами ждать и быть одной.