То, что в тот день россияне увидели на экранах телевизоров, не воспринималось здравым рассудком. Пекин сиял феерическим шоу и купался в море счастливых улыбок, а крохотный Цхинвал корчился в нечеловеческих муках и умирал под огнем систем залпового огня «Град». Последовавшая после провала агрессии истеричная реакция грузинской элиты, пытавшейся свалить все с больной головы на здоровую — обвинить руководителей России во всех смертных грехах, вызвала в российском обществе сложные чувства.
У одних огонь этой вероломной войны сжег последние иллюзии относительно того, что многовековая культура, история и общая победа в прошлой Великой Отечественной войне удержат вероломных правителей Грузии от новых безумств. Другие, экзальтированные поклонники песен Грузии печальной и вина киндзмараули, уже не могли спокойно слышать голос некогда популярного певца советской эстрады Бубы Кикабидзе. Третьи отказывались верить собственным глазам и продолжали пребывать в плену обаятельных образов, созданных экранными героями в замечательных фильмах «Отец солдата» и «Мимино».
Вместе с тем если отрешиться от эмоций и посмотреть на историю грузинского государства и стиль поведения его правящей элиты за последние столетия, то вырисовывается совершенно иная и далеко не благостная для России картина. Старый миф о том, что Грузия начиная с екатерининских времен стойко стояла на страже российских интересов и была ее оплотом на Кавказе, окажется всего лишь мифом, который искусно формировался грузинской княжеской, а затем партийной знатью и охотно принимался в монархическом Петербурге, а позже — и в большевистской Москве.
Беспристрастный взгляд на недавние события и «предания старины глубокой» создают впечатление дежавю. Правители Грузии, будь то цари, партийные вожди или нынешние ультрадемократы, во все времена действовали одинаковым образом и демонстрировали одну и туже модель поведения — искусную мимикрию под личиной верного союзника очередного властителя Кавказа.
Формироваться такая модель поведения начала в середине XVI века, когда в схватке за этот стратегически важный регион сошлись два таких титана, как Персия и Турция. Территория, которая в современных представлениях ассоциируется как собственно Грузия, была поделена между ними. Имеретия и Менгрелия отошли к Турции, а Картли и Кахетия — к Персии. Этот раздел многие картвелы (грузины) отказались принять. В 1615 году шесть тысяч монахов монастыря Давида Гареджи пытались сохранить христианскую веру, но были убиты во время праздника Святой Пасхи. Грузинский священник К. Тевдори за пять лет до И. Сусанина совершил подобный подвиг. Он вывел турецкие войска не к дворцу царя Луарсаба II (1592–1622, царь Картли в 1606–1614 гг.), а в труднопроходимые горы.
Были и другие грузины — правители Картли. Во многом их стараниями была заложена существующая поныне модель поведения и правления грузинской элиты. В своих отношениях с сильными мира сего она стала исповедовать известный принцип: «Не можешь победить — задуши в объятиях». И он принес свои плоды. Грузинская знать очень быстро и органично вошла в высшее сословие персидского общества. Вскоре в столице Персии она стала своей и была допущена к решению важнейших государственных вопросов.
Могущественный шах Аббас I (1571–1629) поручил проведение военной реформы в армии не кому-нибудь, а князю Ундиладзе — Алаверди-хану. В результате реформы была создана мощная армия. Управление Исфаганом, столицей Персии, в течение почти столетия осуществлялось выходцами из грузинских княжеских родов. Герой народного эпоса Великий Моурави — Георгий Саакадзе во главе персидского войска одержал ряд блестящих побед в Индии и Турции.
Особое положение грузинской знати при дворе персидского шаха отразилось и на состоянии ее подданных в Картли и Кахетии. По его приказу и на средства казны на территории грузинских княжеств содержалось постоянное войско, защищавшее их от набегов горских племен. На Картли и Кахетию не распространялась часть податей, взимавшихся с других покоренных Персией царств.
Так продолжалось до середины XVIII века. К тому времени оба «льва» Малой Азии, Персия и Турция, растеряли былую мощь. После смерти Надир-шаха (1688–1747) Персия распалась на несколько враждующих государств и уже не могла служить грузинской элите гарантией ее особого статуса. И здесь ее чуткое ухо уловило тяжелую поступь Российской империи, которая все отчетливее звучала на Кавказе. Тут же посланцы от грузинских княжеских родов выстроились в очередь к императорскому трону в далекой Северной столице. Они просили о «величайшем покровительстве и защите света христианства от диких и кровожадных варваров».
В Петербурге не спешили направлять полки в Картли и Кахетию. Российская империя была еще недостаточно сильна и потому посылала собратьям по вере деньги, товары и укрывала беглецов.