Буржуазия и царское правительство, без пути, без разуму мобилизовавшие до 20 миллионов крестьян и рабочих, волей-неволей организовали и вооружили огромные враждебные им массы. Эти массы были по-преимуществу крестьянскими. И не просто крестьянскими, а составлявшими наиболее революционную и деятельную часть деревни как по возрасту, так и по имущественному положению, потому что кулак, деревенский богатей, как и всякий буржуй имел множество способов «окопаться» в тылу. Война всколыхнула деревню до самого основания. Она оторвала от производительного труда лучших работников, обезлошадила деревню, вызвала страшную дороговизну фабрично-заводских товаров, необходимых крестьянину, произвела разорение огромного количества маломощных хозяйств. Поэтому посевная площадь стала сильно сокращаться, и голод и нужда начали заглядывать даже в зажиточные крестьянские семьи. Непрекращавшаяся с 1905 года борьба крестьян с помещиками благодаря этому обострилась и потребовала разрешения. И вот теперь, когда революция сулила разрешить все больные, для крестьянина вопросы, лучшая, а теперь и наиболее организованная и вооруженная часть деревни была оторвана от государственной жизни, войной, и как бы лишена права участвовать в разрешении всех больных вопросов. Поэтому понятно, что как только первые торжественные впечатления революции прошли и все совершившееся было усвоено, крестьянская масса в серых шинелях начала прямо ставить вопрос о том, когда и как эта война кончится. В ответ на это она услыхала: «война до победы», т. е. до бесконечности, как мог думать солдат, потому что в победу он не верил.
Таким образом радостное и торжественное событие как будто не только ничего не давало солдату, а, наоборот, ухудшало его положение. Все, начиная от агентов буржуазии и соглашателей до ротного командира, доказывали ему, что теперь он должен воевать и умирать с еще большим усердием, потому что, теперь он борется будто бы за свободу, которую враг, стоящий против него в траншеях, будто бы хочет и может отнять. Это произвело замешательство. Солдат, запутанный с первых дней революции, чутко стал прислушиваться к тому, что творится в тылу. Оттуда шли тоже сбивчивые вести. С одной, стороны шла усиленная работа по закреплению лозунга «война до победы», с другой — пролетариат почти во всех городах своими выступлениями выражал явный протест против войны и свое недовольство установившимися порядками. С одной стороны, солдат узнавал, что крестьяне делят помещичьи земли, и волновался, как бы не покончили с этим делом без него и не обделили его, а с другой — читал и слыхал о том, что министры-социалисты посылают против этих крестьян карательные отряды, защищающие помещиков. С одной стороны, призывали его к стойкости на фронте, а с другой — фронт перестал получать пополнения, приток которых прекратился с началом революции, так что части в окопах целиком тратились на охранение и не имели отдыха. Благодаря всему этому солдат волновался и ходил сам не свой. Он давно бы бросил фронт и отправился туда, куда тянули его крестьянские интересы, но сдерживали его, вопервых, остатки дисциплины, а вовторых, боязнь, что вдруг окажутся правыми те, кто говорит, что немец — злейший враг русской свободы, что он пройдет сквозь ослабевший фронт и вновь посадит на трон царя с его жандармами и становыми.
Запутанность и непонимание увеличивали злость. Вопервых, к тылу, к тем, кто там окопался и не идет ему на смену, вовторых, к офицерам и командирам, которые требовали прежнего повиновения, в то время как в деревне уж те, кого боялся солдат, свергнуты.
В этом случае отстутствие спайки и классовая рознь в царской армии между офицером и солдатом сказались во всей полноте.
Нельзя сказать, что офицерство, особенно строевое, не понимало этих солдатских настроений. Но это понимание обесценивалось неумением подойти к солдату в новых условиях, а потом и нежеланием подойти к нему, после того как солдат стал явно выражать свое недоверие к офицеру, называя и его буржуем: Поэтому скоро начались столкновения, особенно сильные по вопросам дисциплинарным. Боевые приказы и фронтовая служба с грехом пополам выполнялись; но получив право рассуждать, солдаты стали обсуждать и боевые приказы и все, что касалось боевой жизни. Приказания исполнялись часто только после выполнения различных солдатских требований, иногда довольно нелепых. Чтобы отправить, например, на окопные работы, которых нельзя было прекратить, какую-нибудь часть, приходилось давать новые сапоги, прибавлять паек и т. д. При сменах часть с частью взаимно переругивались, разводили бесконечные вычисления, кто больше стоял на позиции, кто больше потерял в боях, у кого позиция лучше и т. д. Каждый шаг сопровождался митингами, столкновениями, бесконечным перерешением одних и тех же вопросов.