Военная тайна

— Не пора ли после такого лирического вступления перейти к рассказу о собственной персоне, — произнёс Бахметьев, решив осадить старого шпиона. — Ближе к делу, Крашке!..

— Слушаюсь! Сейчас перейду к своей собственной деятельности, — поспешно пробормотал Крашке. Он подробно рассказал о том, как его перебросили в Россию и как он там в конце концов женился, получил солидное приданое и начал понемногу “работать”…

***

Через несколько дней, когда Крашке подробно рассказал о своей шпионской деятельности ещё в дореволюционной России, Бахметьев убедился, что в этой части своей весьма пёстрой биографии старик, по-видимому, более или менее откровенен. Бахметьев отлично понимал, что это ещё вовсе не означает, что и о дальнейшем Крашке будет так же охотно и откровенно рассказывать. Скорее следовало ожидать, что обвиняемый, обманув следователя своей полной откровенностью при первых допросах, постарается в дальнейшем сказать как можно меньше.

Вот почему, когда речь зашла наконец об операции “Сириус”, Бахметьев с особым интересом следил за показаниями Крашке, проверяя, насколько тот будет откровенен.

Но и тут Крашке всё рассказывал откровенно и подробно. Крашке понимал, что провал операции “Сириус” раскрыл советской контрразведке все детали этого дела и здесь скрывать что-либо рискованно. Больше всего Крашке боялся, что может быть вскрыта его работа в “комбинате смерти” под Смоленском. Слишком много там было пролито крови — если докопаются и до этого, смешно рассчитывать на то, что ему удастся избежать высшей меры наказания! Теперь, давая подробные показания обо всём, кроме “комбината смерти”, Крашке надеялся, что смягчит свою участь таким поведением на следствии.

Правда, за ним, помимо прочего, числилось отравление советского солдата и пытки, которым он подвергал Колю Леонтьева. Но тут Крашке рассчитывал на то, что суд учтёт его роль исполнителя приказа Грейвуда в отношении Коли Леонтьева. Что же касается румяного солдата, которому он подбросил в стакан ампулу с ядом, то это, как казалось Крашке, ещё не обязательно повлечёт за собою в приговоре суда страшное слово — расстрелять.

Надежды Крашке, что ему удастся скрыть от следствия свои кровавые дела в “комбинате смерти”, покоились прежде всего на том, что в этом “комбинате” он действовал не под своей фамилией. Только Петронеску, приезжавший тогда к нему, и некоторые другие работники гестапо знали, что начальник этого чудовищного “комбината” — не кто иной, как Ганс Крашке. Следовательно, если Петронеску после своего ареста не сообщил о том, кто являлся начальником смоленского “комбината”, есть шанс это скрыть.

Самый факт существования смоленского “комбината смерти”, разумеется, был известен Бахметьеву по материалам дела Петронеску и арестованных вместе с ним “делегатов” Ивановской области. Ларцев, который в своё время допрашивал Петронеску и его “делегатов”, подробно выяснил, что это было за учреждение, чем там занимались и какие там творились дела. Всё это Ларцев, по своему обыкновению, подробно зафиксировал в протоколах допроса обвиняемых. Разумеется, Ларцев старался установить и личность начальника этого “комбината”. Теперь перечитывая протоколы допроса, Бахметьев увидел, что Петронеску, отвечая на вопросы Ларцева, описал внешность начальника “комбината”, назвав и фамилию, под которой он там был известен, — Генрих Зееринг. Петронеску тогда скрыл, что Зееринг на самом деле — Крашке и что он знает его давным-давно. “Делегаты” также назвали эту фамилию и в свою очередь описали внешность Зееринга.

Но Крашке повезло и тут. Дело в том, что в период работы в “комбинате” он был ещё не так стар, очень следил за своей фигурой, занимался спортом и не был тем обрюзгшим стариком, каким стал в последующие годы. Вот почему Бахметьеву и в голову не могло прийти, что сидящий перед ним Крашке и есть Генрих Зееринг, проливший столько крови ни в чём не повинных советских людей.

И, вероятно, Крашке удалось бы скрыть свою деятельность в “комбинате смерти”, если бы криминалистический опыт Бахметьева не был так богат. Ещё будучи народным следователем, Бахметьев по некоторым делам применял для раскрытия преступления так называемый метод “МОС”, предложеный в своё время начальником йоркширской полиции для расследования дел об убийствах.

Метод “МОС” (методикум операцион систем) был разработан на основе многочисленных наблюдений, показавших, что преступник, совершая те или иные преступления, часто пользуется одними и теми же методами, сохраняя, так сказать, свой “почерк”. Именно благодаря этому опытный криминалист устанавливает “визитную карточку” преступника, исходя из аналогии применённых им методов.