Военная тайна

- Моя настоящая фамилия, - сказала она, - моя подлинная фамилия - кажется, так у вас говорят - Стрижевская. Зовут меня Матильда Казимировна. Отец мой был поляк, мать - обрусевшая немка. Родом я действительно из Ленинграда. По своей профессии, или, как теперь говорят, по своей квалификации…

- По профессии вы шпионка, - перебил её Ларцев. - А по квалификации - шпионка высокого класса… Это нам уже известно.

- Нет, - ответила женщина, - это неправда. Я присвоила себе документы покойной Зубовой, чтобы получить лишнюю продовольственную карточку. Позвольте, я всё расскажу. Разрешите по порядку…

- Как экспромт недурно, - произнёс следователь. - Но малоубедительно. Впрочем, продолжайте.

Зубова-Стрижевская начала свои показания. Она рассказывала, подробно останавливаясь на деталях, о своём детстве, о воспитании, об Анненшуле, в которой она училась, о первом женихе и о многом другом. Следователь несколько раз предлагал ей перейти к делу, но она отвечала, что может лишь последовательно излагать свои мысли и настойчиво просит предоставить ей такую возможность. Было ясно, что делает она это нарочно, чтобы выиграть время.

Стрелки на круглых, вделанных в стену часах в кабинете Ларцева подошли к десяти. Допрос продолжался уже пять часов. В этот момент подследственная внезапно прервала свой рассказ и заявила, что она очень устала и просит сделать перерыв.

- Не возражаю, - сказал Ларцев. - Когда вам будет угодно продолжать?

- Я думаю, часа через два, - сказала женщина. - Я поужинаю и отдохну…

Ларцев вызвал конвой и отправил арестованную в камеру, а затем приказал ввести Осенину.

Наталья Михайловна вошла в кабинет неверной походкой человека, впавшего в отчаяние. Лицо её было заплакано, глаза опухли.

- Садитесь, гражданка Осенина… - произнёс Ларцев, внимательно её рассматривая. - Я вижу, вы находитесь в тяжёлом моральном состоянии.

- Да, я чувствую, что погибла…

- Я много лет занимаюсь следственной работой и видел немало преступников. Наблюдая вас, я склонен думать, что вы в своём преступлении явились жертвой чьей-то злой воли… Так ведь?

- Нет, нет… - поспешно заявила Осенина. - Я ни в чём…

- Именно этому, - перебил её Ларцев, - именно этому я и приписываю ваше подавленное состояние. Между тем признание облегчит и ваше сердце, и вашу участь…

- Мне не в чем сознаваться, - начала лепетать Осенина, - я ни в чём не виновата.

- Допустим. Но если то, что вы говорите, правда, то как объяснить такие со всей достоверностью установленные факты: вы должны были ехать с актёрской бригадой на Волгу и отказались, для того чтобы поехать на фронт, несмотря на гораздо менее выгодные условия?

- Я хотела на фронт. Это мой долг актрисы…

- Допустим. Но почему же вы отказались от поездки на Волховский фронт и хотели ехать именно на Западный?

- Не знаю… Мне почему-то так хотелось…

- Не можете объяснить. Дальше: будучи у артиллеристов, вы почувствовали себя плохо и попросили отправить вас самолётом в Москву. Однако в Москве вы не обратились ни в одно лечебное учреждение.

- В дороге мне стало легче…

- Но вы, вернувшись в Москву, не ночевали дома. Где же вы были ночью?

Осенина вспыхнула и некоторое время молчала. Потом она тихо произнесла:

- Есть вопросы, на которые женщина может не отвечать.

- Вы намекаете на какой-то роман, на любимого человека, - улыбнулся Ларцев, - но вы же сами говорили моему помощнику, что горячо любите мужа, находящегося на фронте, и верны ему… В каком случае прикажете вам верить?

- По дороге домой я потеряла сознание… и добралась домой только утром.

- Как вам не стыдно лгать! - произнёс Ларцев. - Только что вы сказали, что почувствовали себя легче.

- В самолёте. А на улице мне снова стало хуже…

- Вам не могло стать хуже по одной простой причине, - улыбаясь, протянул Ларцев.

- По какой? - встревожилась Осенина.

- Консервы, которыми вы будто бы изволили отравиться, - медленно сказал Ларцев, в упор глядя на Осенину, - оказались аб-со-лют-но доброкачественными и пригодными к пище. Вот лабораторный анализ, тотчас произведённый на фронте.

- Значит, за мной следили ещё тогда, на фронте? - почти вскричала Осенина.

- Совершенно верно, - ответил Ларцев. - Кроме того, вы заявили, что в институте Склифосовского работает ваш дядя - профессор Венгеров.

- Но он действительно там работает, - неуверенно сказала Осенина.

- И он действительно дядя, - опять улыбнулся Ларцев, - но не ваш. Он чужой дядя. И к вам никакого отношения не имеет. Кто ваш муж?

- Военный, лейтенант.

- Где он сейчас?

- В плену…

- Откуда вы знаете, что он в плену?… Ну, что же вы молчите? Откуда вы знаете, что ваш муж в плену?

- Мне сообщил один человек, - растерянно произнесла Осенина.

Ларцев внимательно посмотрел на неё и, осенённый внезапной догадкой, сверкнувшей, как молния, в его сознании, быстро подошёл к Осениной и, склонившись к ней, произнёс:

- И этот человек попросил вас выполнить одно маленькое поручение, пообещав, что немцы сохранят жизнь вашему мужу. Так ведь?

Осенина заплакала и сквозь слёзы спросила:

- Откуда вы знаете?

- Кто этот человек? - резко спросил Ларцев. - Кто этот человек?