Военно-духовные братства Востока и Запада

Это распоряжение, естественно, произвело эффект разорвавшейся бомбы (в описываемое время начиненные порохом разрывные снаряды уже давно и вовсю использовались на всем Востоке – от мусульманских земель до Китая – при обстреле городов и крепостей с помощью метательных машин, так что сказанное не является анахронизмом). В разгар рамадана, великого поста (когда есть дозволяется только ночью, начиная с того момента, когда станет так темно, что нельзя отличить черную нитку от белой) – днем! – перед собравшимися появились всевозможные яства (как говорится, «казан, баран и дастархан»!) и хмельные напитки (и это – в Аламуте, чьи стены еще помнили казнь сына Гассана ибн Саббаха, осужденного родным отцом на лютую смерть за найденный в его келье кувшин вина – если не принимать в расчет версию о цветке ромашки, разумеется!). Такого горная твердыня Аламут не видела еще никогда. Огромные блюда жирного плова и отборного, «ханского», риса, жареные цыплята и разные маринады, пиалы с простоквашей и непременный спутник стола всякого уважающего себя мусульманина – свежий зеленый лук, посыпанный пряностями. Белые чуреки блестели от масла, а такой благоуханной, душистой чорбы – похлебки из молодого барашка – никому из бедных фидаинов, привычных к орденским сухим лепешкам и пресной каше из проса-джугары, еще и понюхать не доводилось, не то, что попробовать! Поверх пышущего жаром риса были уложены аппетитные ломтики куриного мяса, а сверху блестели ягодки сущеного урюка. Жареные утки пламенели, как гранат, а начинка – финики, миндаль, изюм, фисташки и орехи, так и вываливались наружу. А шербет, а посыпанный сахарной пудрой рахат-лукум, а янтарно-желтые кристаллы тростникового и виноградного сахара, а медовая пахлава, а тонкие, ароматные вина! Но и это было еще не все: из задних рядов собравшихся выступили музыканты и достали спрятанные до того инструменты (строжайше запрещенные еще Гассаном ибн Саббахом). Заиграла веселая музыка. Гассан-младший торжественно объявил всех членов и подданных своего ордена свободными от строгих законов шариата, от поста и… от обязательных молитв!

Еще через несколько дней Гассан открылся своим верным низаритам, признавшись им, что он-таки и есть имам («скрытый» еще до недавнего времени, а теперь, в своей неизреченной милости, взявший да и «раскрывшийся»).

Ему осталось только доказать свое происхождение от пророка Мухаммеда. Для этого было необходимо ответить на вопрос, откуда в персидской крестьянской семье Кийя Умида появился тайный имам (которому ведь полагалось по определению быть арабом, да еще чистейших, корейшитско-хашимитских кровей)? Ответ был прост до гениальности. Гассан поведал своим адептам, что малолетнего имама, пряча от врагов, вывезли из Египта и поселили с матерью в одном из сел Аламутской долины. Он вырос и, будучи красивым мужчиной, соблазнил жену перса Кийя Мухаммеда, которая и родила от этого сожительства мальчика Гассана. Поскольку скрытый имам действовал по предопределению свыше, этот грех был простителен. Но Кийя Мухаммед знал правду и потому Гассана не любил и тратил много сил, чтобы доказать всем, что тот – не имам, а его собственный сын. Иначе ему пришлось бы публично признать, что жена предпочла ему другого мужчину, а это было невыносимо для его мужской гордости.

Поистине, революция, произведенная Гассаном-младшим, спасла не только низаризм, но и измаилизм вообще. Именно благодаря гениальной выдумке Гассана (вот уж, воистину, «ложь во спасение»!) это учение сохранилось до наших дней. Сегодня отдаленный потомок Гассана – Ага-Хан – именует себя имамом и отсчитывает рождение измаилизма с того дня, когда Гассан-младший, выйдя на крепостную площадь Аламута в белых одеждах, объявил великий праздник освобождения. Великий и суровый первый шейх низаритского тайного ордена – «худжжа» Гассан ибн Саббах – был почти забыт…

Гассан-младший, отвергнув жестокость и аскетизм ордена ассасинов, открыв ворота крепостей, возродил низаризм в глазах рядовых его адептов, не спаянных орденской дисциплиной «внутреннего круга». Но систему он сокрушить не смог и казнить противников в своих рядах не стал. Даже враги не могли упрекнуть его в репрессиях и казнях. Политические убийства прекратились. Фидаины остались без дела, и в райские сады Ла-масара теперь мог зайти любой.

У имама Гассана II ибн Мухаммеда было немало врагов в его собственном ордене, в первую очередь – те коменданты мулидских крепостей, которым еретические идеи самозваного имама были противны, и которым выгоднее было поддерживать лояльные отношения с соседними мусульманскими государями.