Военно-духовные ордена Востока

П.Д. Успенский подчеркивал, что для европейской мысли суфизм долго оставался непонятным. С точки зрения христианского богословия и христианской морали смешение чувственности и религиозного экстаза недопустимо, но на Востоке они прекрасно уживались вместе. В христианском мире «плотское» всегда считалось враждебным «духовному». В мусульманском мире плотское и чувственное не отвергалось, а принималось как символ духовного. Выражение религиозных и философских истин «на языке любви» было на Востоке общераспространенным обычаем. Это и есть восточные «цветы красноречия». Все аллегории, все метафоры брались «из любви». «Мухаммед влюбился в Бога», – говорят арабы, желая передать яркость религиозного пыла пророка Мухаммеда. «Выбирай себе новую жену каждую весну на Новый Год, потому что прошлогодний календарь уже никуда не годится», – говорит персидский поэт и философ Саади. И в такой курьезной форме Саади выражает мысль, которую классик норвежской литературы Генрик Ибсен высказал во второй половине XIX века устами доктора Стокмана: «…истины не походят на долговечных Мафусаилов, как полагают многие. При нормальных условиях истина может просуществовать лет семнадцать-восемнадцать, редко дольше…»

Один из ранних авторитетных суфийских авторов, Али аль-Худжвири, приписывает самому пророку Мухаммеду такие слова: «Тот, кто услышит голос суфиев и не скажет при этом “Аминь”, будет записан перед Господом как неосторожный». Так, например, можно считать вполне суфийским по духу приказание, отданное Мухаммедом своим последователям, смысл которого сводится к тому, что необходимо уважать всех Людей Книги. Здесь имеются в виду все, имеющие свои собственные священные писания (первоначально – христиане и иудеи; впоследствии в число Людей Книги суфиями были включены также зороастрийцы).

Индийский суфий Инайят-хан (проживавший в начале ХХ века некоторое время в Москве) утверждал: мудрец знает, что главной основой всех религий и верований является одно – «Хакк» («Истина»). Истина всегда была закрыта двумя частями одежды: тюрбаном закрыта ее голова, а плащом – все ее тело. Тюрбан сделан из тайны, известной под названием мистицизма, а плащ – из морали, которая называется религией. Большая часть пророков и святых одело Истину так для того, чтобы скрыть ее от глаз невежд (профанов) до тех пор, пока они не разовьются настолько, чтобы видеть Истину во всей ее ослепительной наготе. Но те, кто видел ее безо всяких покровов, не знают больше разума и логики, добра и зла, высокого и низкого, нового и старого, короче говоря – перестают различать все имена и образы. Весь мир для них – только Истина. В их понимании Истина едина, но, представляясь человеческим взорам, принимает множество форм, причем разница в образах ее возникает благодаря ее проявлению в различных условиях места и времени.

Истину можно уподобить воде фонтана, который бьет вверх одной струей, а вниз падает многими каплями в разное время и на разные места. Не всякий может согласиться с мнением, что различные истины произошли от одной Истины, ибо слишком трудно понять это, и нужно великое просветление, дабы это постичь. Посредственный ум ограничен столь узкими рамками в мире многообразных форм, что, естественно, не может видеть существования и глубокого значения этого явления, выходящего далеко за пределы его ограниченной рассудочной деятельности. Ум есть сознание, отраженное от имен и форм знанием, а мудрость есть сознание в чистейшем его виде, не зависящее обязательно от знания имен и форм. При помощи мудрости можно прозреть действительное состояние вещей совершенно так же, как при помощи рентгеновских лучей можно видеть сквозь непрозрачные тела. Мудрость может видеть больше, чем интеллект. Она – великое благословение (барака), ниспосланное человеку в большей или меньшей степени.

Некоторым людям мудрость была дарована в особо высшей степени, и в этих редких случаях люди, получившие ее, не должны называться просто мудрецами. Их следует рассматривать как истинное проявление самой мудрости. Это были пророки. Предвидение, вдохновение, интуиция, ясновидение, яснослышание и т.д. были их природными свойствами. Они могли видеть и слышать многое, чего другие не могли бы понять или даже представить себе. Если кто-либо спросит: «Почему же не каждый мудрец бывает пророком?», ему можно ответить: «В мировой истории было много славных людей. Почему же только Искандер Зу-ль Карнайн (Александр Македонский. – В.А.) был так велик, и почему же из всех царей выделялись лишь немногие, признанные впоследствии за великих? Да потому, что сами они и были теми свойствами, которыми обладали. То же самое можно сказать и о пророках».

Суфий смотрит на всех пророков и мудрецов не как на многих отдельных людей, но как на единое воплощение чистого сознания Божества или как на проявление Божественной Мудрости в многоразличных именах и образах, сошедших на землю затем, чтобы пробудить человека от глубокого сна неведения.