Военно-медицинская акаМЕДия

— Нет, ей правда нехорошо, — искренне волновалась за пациентку Ирка.

— Принесите кляп, — предложил хирург. — Невозможно же работать!

— А я вам разве мешаю? — удивилась фельдшер.

— Чуточку, если только, — сыронизировал ассистент хирурга и добавил: — Конечно мешаешь!

Ирка затихла, чувствуя, что более не вправе тревожить медиков. Она, разумеется, волнуется за женщину, но озлобленные врачи — это хуже. «Видимо, надо помолчать», — решила голосистая (и это я не про голос, просто Ирка лежала под одеялом без одежды) и дышала молча. Теперь слышны лишь звон инструментов да работа электрокоагулятора. Но тишина со стороны каталки длилась не вечно. Минуты две. Максимум три.

— А чё там происходит? — вновь любопытствует Ирка, которой уже принципиально интересно, что же действительно происходит.

Первым реагирует хирург, который уже практически зашил клиентку.

— Нет, ну заткнёт кто-нибудь её? — Машет он в воздухе длинным зажимом. — Или я за себя не ручаюсь!..

Взяли, наконец, на операцию. Переложили её на стол. Пристегнули ремни. Ирка на радостях, что не надо больше ждать (или это от премедикации радость?), командует врачам:

— Поехали!

Не обращая на потерпевшую внимания (а больного человека не потерпевшим не назовёшь. — Авт.), все стали делать свои медицинские дела. Делают, готовятся, как вдруг Ирка внятно и громко говорит:

— Стоп!

Все в шоке остановились: сёстра с капельницей, хирург с лапароскопом. Что такое? Что случилось? Ирка, собрав на себе удивлённые взгляды всей бригады, крикнула:

— Ну, с Богом! — и вырубилась.

О самой операции ни Ирке, ни истории детально неизвестно. Да это и неважно. Очевидно, что операция прошла успешно, иначе бы Ира не поведала бы нам страстный эпизод о своём стационарном лечении. Иркин рассказ, после отключки, продолжился в палате реанимации. Вот где оказались настоящие трудности.

Итак, Ира очнулась в реанимации от того, что категорически не могла дышать. Конечно, «очнулась» довольно громко сказано. Так, чуть-чуть пришла в себя. Глаза не открыть. Рукой не пошевелить. Дыхательную трубку не сплюнуть. А сплюнуть трубку — это самое главное. Бог с ними, с руками и глазами, а вот с трубкой в горле определённо приходилось считаться. Ведь именно трубка и создавала основные проблемы. Поскольку они преобладали, то их можно назвать единственными. Дело в том, что аппарат ИВЛ (искусственной вентиляции лёгких) активно гнал воздух в Иркин орган дыхания в тот момент, когда она хотела выдохнуть. Когда же хотела вдохнуть — бездействовал. Иными словами, машина вдыхала, когда его подопечная выдыхала, и наоборот. Случай тяжёлый. Пробовать на себе не рекомендуется. Как пишут в телевизоре: «Не повторять! Все трюки выполнены каскадёрами». Только у Ирки каскадёрского опыта ноль целых и ноль десятых. Поэтому и с аппаратом ИВЛ совладать не удавалось. Кое-как, а точнее, с восьмой попытки пациентка наконец-то попала в ритм злодея-аппарата. Отдышалась. Расслабилась. Однако стоило ей отвлечься, как ритм дыхания опять нарушился. И вновь подстройка под бессердечную машину ИВЛ. Иркино сознание хоть как-то действовало, а пошевелиться она никак не могла. Более того, если взять и отключить ИВЛ, то фельдшерица просто перестанет дышать.

Но лежать бревном и подчиняться дыхательному аппарату жутко не хотелось. И Ирка приняла волевое решение о срочном привлечении внимания медработников, которым, как ей казалось, до пациентов нет ровно никакого дела. А как привлечь внимание — ни одной фиброй пошевелить нереально. В этот плачевный момент Ирке и пришла на помощь собственная рука. Именно с помощью руки, прижатой к стойке с капельницей, она кое-как стала создавать дрожь, которая по инерции передалась на последнюю.

Первой вибрацию стойки с раствором увидела медсестра.

— Судороги! — воскликнула она испуганно, повернувшись к доктору.

Стоящий рядом реаниматолог охладил напуганную медсестру, коротко сказав: «Да, нет. Шалит клиентка». Затем он наклонился к самому уху Иришки и негромко, но внятно произнёс:

— Это мы из тебя за пять минут вытащим, а вот вставить назад уже не сможем.

Прекратившиеся судороги капельницы свидетельствовали о том, что врач был-таки услышан на том конце провода.

Подчиняясь медикам, Ирка лежала и чувствовала себя овощем. Огурцом или тыквой — неважно. Важно то, что овощ бессилен, а обидеть его может каждый. Приблизительно подобный ход мыслей был у нашего фельдшера Ирины, находившейся в палате интенсивной терапии. А она-то думала, как легко этим, в реанимации. Лежат себе в коме и в ус не дуют. Особенно женщины (у них вообще нет усов. Больные с отделения эндокринологии не в счёт). В реалии всё оказалось намного сложнее.