Военно-морской шпионаж. История противостояния

В 1975 г. первая попытка получить подтверждение от американского правительства о подъеме К-129 дала небольшой результат, когда госсекретарь США Г. Киссинджер передал советскому послу А. Добрынину имена трех советских моряков, погибших на лодке. Были опознаны останки только троих членов команды, а общее количество останков советских моряков, поднятых со дна моря, не называлось. Это была последняя информация, переданная американским правительством Советскому Союзу до его распада в 1991 г. На следующий год, в рамках подготовки к сотрудничеству, представители ЦРУ и бывшего КГБ стали встречаться для обсуждения некоторых вопросов. Во время одной из таких встреч официальные представители ЦРУ передали русским несколько документальных свидетельств подъема лодки, включая видеозапись захоронения русских моряков. В 2007 г. американское правительство передало российскому флоту еще несколько предметов с поднятой лодки, включая колокол К-129 и фотоаппарат одного из членов экипажа.

Какие бы мотивы ни стояли за попытками русских в 1989 г. узнать от американского военно-морского атташе подробности о пропавшей лодке, после появления публикации общественное мнение сфокусировалось на мне. Еще до приглашения посетить главный штаб советского ВМФ у меня была серия звонков от советских граждан и несколько звонков из газет с просьбой дать комментарий по этому поводу.

В дни, последовавшие за публикацией и моей встречей с адмиралом Макаровым, я получил много звонков от граждан, которые представлялись близкими родственниками членов экипажа погибшей лодки. Был звонок из Ленинграда от инвалида-мичмана, потерявшего зрение во время службы на атомной подводной лодке. Он сказал, что его отец был в числе пропавших членов экипажа подводной лодки К-129. Бывший моряк настаивал на встрече, потому что у него была какая-то важная информация, которую он хотел показать мне. Помня о тягостных минутах моей встречи в главном штабе российского флота и просьбе раскрыть местоположение захоронения останков моряков, я согласился встретиться с молодым человеком из Ленинграда. По его просьбе встреча должна была произойти в сквере парка у гостиницы «Украина», которая находилась напротив американского посольства за Москвой-рекой. Для сотрудников посольства не было ничего необычного в том, чтобы прогуляться по мосту через реку к гостинице «Украина» и купить что-нибудь в газетном киоске вестибюля гостиницы, в котором всегда был хороший выбор периодических изданий.

Я подходил к парку с опасением, и колокольчики тревоги позванивали в моей голове. Был 1989 год, и «холодная война» еще не была окончена, поэтому любая заранее оговоренная встреча советского гражданина с западным дипломатом все еще являлась рискованным делом.

Парк был заполнен любителями погреться на летнем солнце. Вглядевшись в толпу, я увидел мужчину в темных очках, стоявшего у статуи в центре парка. Его поддерживала за руку женщина, которая наблюдала за моим приближением. У нее были высокие щеки, которые выдавали ее татарское или грузинское происхождение. Увидев лицо мужчины, я отшатнулся — это была нелепая маска из кожной ткани разного цвета, с сильно изуродованным носом, носившим следы пластической хирургии. Шарф закрывал большую часть его лица. Молча обменявшись сигналами опознавания, мы пожали друг другу руки и вместе пошли по парку. Был конец лета, где-то высоко в чистом небе висели редкие облака, однако подходившие с востока низкие темные тучи обещали хороший дождь.

Слепой, который коротко представился Игорем, шел медленной походкой матроса. Он был высок и строен, хотя возраст его определить было невозможно. Из-под темной куртки виднелась тельняшка, и, как у многих бывших советских военных моряков, на куртке был приколот небольшой металлический значок, указывавший на его прежнюю службу, — силуэт подводной лодки на голубом фоне со словами «дальний поход».

Игорь говорил медленно и аккуратно, словно ему было это нелегко делать, и явно глотал окончания слов. «Мой отец был инженером на ракетной подводной лодке, которую мы потеряли в Тихом океане в 1968 г. Я пошел в море, следуя примеру отца, и служил на подводной лодке электриком, дослужившись постепенно до мичмана». — Он повернулся, словно оглядываясь, и я засомневался, действительно ли он незрячий. Потом он продолжил: «Я служил на подводной лодке К-131, вооруженной крылатыми ракетами». — Игорь остановился и повернулся, дав мне возможность взглянуть на него. Он размотал шарф, закрывавший шею и подбородок, и я увидел жуткие шрамы и обезображенную плоть.

— Я обгорел на пожаре, в котором погибли четырнадцать моих сослуживцев; это случилось в июне 1984 г. в Баренцевом море. — Он вернул шарф на место и опять зашагал. Подводная лодка К-131 принадлежала к классу «Проект 675» (по классификации НАТО — класс «Экоу-II»).