Военно-морской шпионаж. История противостояния

Отсутствие приглашений на общественные мероприятия и трудности американских военно-морских атташе в получении печатных материалов, издаваемых советским флотом, заставили Вашингтон принять в конце концов ответные меры. Двенадцатого мая 1947 г. начальник военно-морской разведки Т.Б. Инглис проинформировал находившегося в Москве Мэйплза о своей новой позиции относительно советского ВМФ: «Информация для вас: в то время как обычной практикой офиса военно-морской разведки является обеспечение военно-морских атташе различных стран в Вашингтоне его информационными выпусками, справками по составу команд кораблей и различными списками личного состава, названная практика ныне не распространяется на персонал военно-морского атташата СССР. Указанный персонал также не будет приглашаться в ознакомительные поездки, например, в академию ВМС или на военно-морские базы или корабли. Начальник военно-морской разведки исключил персонал советских военных атташатов из числа гостей, приглашаемых на частные социальные мероприятия типа коктейль или ужин в его резиденции... Этот персонал не будет получать приглашений

на подобные мероприятия до тех пор, пока вы не проинформируете меня о том, что наши представители в России получают подобные приглашения, или до вашей рекомендации (по какой-то причине) о более сердечном общении». Однако отношения между двумя сверхдержавами никогда не были разорваны до конца. Инглис был готов сообщить контр-адмиралу Е. Глинкову[8], вновь назначенному советскому военно-морскому атташе, что в любое время, когда у советского адмирала появится предложение о взаимном обмене, он, Инглис, с удовольствием изучит его. Инглис намеревался принять контр-адмирала Глинкова пятого мая и собирался продолжить передачу СССР материалов по гидрографии, если конференция международного гидрографического бюро, которая проводилась в Монако, получит согласие СССР на сотрудничество.

Отмечая, что СССР ввел новые наказания за шпионаж, адмирал Мэйплз достаточно пессимистично смотрел в будущее: «В связи с опубликованием указов о наказании за разглашение государственных секретов кажется весьма маловероятным, что будут какие-то послабления на сегодняшние ограничения по поездкам и командировкам самого военно-морского атташе или его сотрудников». Эта ситуация подсказала Госдепартаменту просить генерала Б. Смита, американского посла в Москве, поднять вопрос в соответствующих советских инстанциях. Смит не считал, что США должны продолжать «созерцать ситуацию без принятия контрмер». Как явный результат его усилий, начальник военно-морской разведки с удовлетворением узнал, что военно-морской атташе в Москве приглашен на воздушный парад Красной Армии, что стало «первым приглашением подобного рода за многие месяцы». Инглис рассчитывал, что могут последовать и «другие приглашения, продуктивные с точки зрения разведки». Позднее он проинформировал Стивенса о своем намерении пригласить «советский военно-морской персонал в Вашингтоне на аналогичный показ американской военно-морской авиации».

Мариус Пелтьер, военно-морской атташе Франции, оказался в схожей ситуации. Однажды рядом со своей гостиницей он случайно встретил своего знакомого по работе в Союзной комиссии в Берлине.

Советский офицер-моряк выглядел сконфуженным, и вопросы Пелтьера уходили в никуда:

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Не знаю, я жду приказа.

— А ты где сейчас? Здесь, в Москве? — Да.

— Хотелось бы поболтать с тобой. Мы можем поужинать вместе?

— Естественно, но я очень занят и не могу сказать, когда.

— Позвони мне в гостиницу.

— Конечно, но, извини, у меня сейчас срочная встреча. Я тебе позвоню.

Он убежал и не позвонил.

В течение нескольких месяцев Пелтъер безуспешно напрашивался на аудиенцию к главнокомандующему советским флотом. Однажды у него раздался телефонный звонок: «Говорит капитан-лейтенант Н. из отдела внешних сношений. Главнокомандующий советским ВМФ сегодня вас примет. Вы готовы?» Застигнутый врасплох Пелтьер собрался и стал поджидать сопровождающих. Международная напряженность усиливалась, и Пелтьер задавался вопросом, что хочет ему сказать адмирал Кузнецов.

После того как советский адмирал поделился приятными воспоминаниями о своем прошлом визите в Париж, он кратко изложил свою концепцию международных отношений: «Вы, как и я, офицер; мы связаны долгом; если мне дадут приказ нанести удар но противнику, я ударю по нему со всей силы, и вновь ударю, кто бы он ни был; вы понимаете? Сейчас, пока у меня нет приказа нанести удар, мы друзья», и адмирал закончил встречу сердечным рукопожатием.