Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)

В XVIII в. причины войны изменяются — процесс эволюции идет дальше — появляются еще корыстные (экономические) мотивы. С кочевыми коряками в XVIII в. шла перманентная война из-за оленьих стад. Как доказывает И. С. Вдовин (1944: 261), вплоть до начала этого столетия чукчи соприкасались с коряками только в устье Анадыря (вдоль же по течению самой реки их разделяли обитавшие тут юкагиры), лишь активное участие коряков в русских экспедициях, начиная с 1702 г., привело к началу коряко-чукотских войн. Однако тут же следует оговориться, что редкое юкагирское население на данной реке вряд ли могло служить каким-то барьером для походов чукчей на коряков[55], ведь в сказаниях последних еще в конце XVIII — начале XIX в. имелась информация об истреблении чукчами коряков, за исключением нескольких семей задолго до прихода в край русских (Мамышев 1809: 22; ср.: Беретти 1929: 5―6). Еще в середине XVIII в. купец Н. Шалауров конкретно возложил ответственность за набеги на корыстных предводителей анадырских чукчей (Белов 1954: 179). Причем набеги велись на кочевых коряков, тогда как с оседлыми ко взаимной выгоде предпочитали торговать. И. С. Вдовин (1950: 83) полагает, что первый набег чукчей на оленных коряков произошел в 1720 г. (см.: Nul… 1866. № 17: 4; contra: Гурвич 1982: 202). Впрочем, А. С. Зуев (20026: 248) приводит показания оленных коряков от 5 апреля 1711 г., согласно которым, чукчи напали на пенжинских коряков и угнали у них оленей. Поскольку оленные коряки были к этому времени ясачными, то за них, как за своих подданных, вступились русские, осуществившие ряд экспедиций с целью приведения к покорности и объясачивания чукчей (ср.: Из Иркутска… 1814: 3). Вот как охарактеризовал положение капитан Т. И. Шмалев в своей записке (1778): «Чукчи с верноподданными Ее Императорского Величества коряками с давних пор имели несогласия: друг на друга ходили походами и чинили смертные убийства и грабежи, чем российским воинским людям, обязанным защищать коряков, наводили беспокойство» (Шаховской 1866: 307). Однако анадырская команда все же не могла успешно противостоять набегам чукчей из-за больших площадей, которые служилые должны были контролировать. Обычно они несли караул, препятствовали переходу чукчей через Анадырь или, наоборот, догоняли налетчиков (Шашков 1864: 77; ср.: Линденау 1983: 103; Белов 1954: 180―181). Вражда чукчей и коряков зашла так глубоко, что проецировалась и на загробный мир: коряки в 1777 г. объясняли красные пятна на небе во время северного сияния тем, что это кровь их предков, которые на небе сражаются на копьях с чукчами (Алексеев 1958: 56). Так продолжалось до 1771 г., когда анадырский острог был окончательно упразднен, и чукчи в поисках новых пастбищ стали переходить Анадырь и селиться на южных территориях, где жили коряки (Вдовин 1962: 154―155). Хотя сами чукчи утверждали, что они ходили в походы на коряков ради добычи оленей, но, согласно русским документам XVIII в., они это делали ради пастбищ (Вдовин 1965: 67; ср.: Вдовин 1970: 22―23 (песнь Наихйе); Иохельсон 1997: 223). Видимо, тут последствия приведены вместо причины: в результате отхода коряков чукчи занимали пастбища к югу от Анадыря. После 1771 г. северо-восточная часть кочевых коряков осталась один на один с врагом, тогда как другие на зиму (самое опасное время) прикочевывали к Гижигиской крепости, надеясь, что в случае нападения чукчей русские придут им на помощь (Косвен 1962: 282―283; 287; ср.: АИИ, ф. 36, оп. 1, № 643, л. 585). Впрочем в 1770-х гг. отряды служилых рассылались из острога для охраны коряков от чукчей (Гурвич 1966: НО). Лишь в 1781 г. гижигинские власти договорились с анадырскими чукчами о прекращении нападений последних на коряков, которые после заключения мира отважились откочевать от крепости к Анадырю и на Камчатку лишь в 1800 г. (Шаховской 1822: 288). Однако если крупные набеги прекратились, то вражда не забылась. В 1808 г. камчатский комендант генерал-майор И. Г. Петровский утверждал, что чукчи «беспрестанно почти дерутся со своими соседями, оленными коряками, по древней, какой-то непримиримой вражде» (Семивский 1817: 77, примеч. (вторая пагинация); ср.: Лессепс 1801. Ч. II: 155). Позднее, в 1867 г., Г. Майдель (1925: 25) отмечал: «Кровавые стычки давно уже не случаются, но всякого рода грабежи и воровство в ходу в таких местах, в которых лагеря чукотские расположены вблизи корякских стойбищ и поэтому они стараются жить подальше друг от друга≫. Таким образом, еще в середине XIX в. в приграничной территории случались небольшие грабительские налеты на соседних коряков, поэтому оба народа предпочитали иметь между собой нейтральную полосу земли.