Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)

Капитан Т. И. Шмалев в своих записках, которые он вел в Гижиге, кратко описал маршрут одного из последних набегов чукчей на коряков, который является характерным примером предприятий подобного рода (Шаховской 1822: 306―307): «В марте 1776-го чукотский тоён Амулян с 180 чукчами приходил для поиска над коряками к рекам Апуке и Пахаче, и сначала у коряка Нушехлы 28 оленей отогнали, а захваченного тут мальчика отдали 19-го марта на выкуп; потом пришед к Апутскому острожку, обошлись с апутскими коряками дружелюбно и произвели торг, при котором однакож коряки убили из ружья одного чукчу. За сим отправились к Пахачинскому острожку, где кроме разговоров ничего не происходило. А когда пошли вверх по реке Пахаче, то нашед юрту пеших коряков, экипаж разграбили и с собой увели двух девок. 25-го марта оленного коряка Алалыка в осьми человеках убили, четырех женщин в плен взяли, в добычу получили оленей Алалыковых табун, тож другого коряка Тынаптия табун, всего два табуна, и возвратились в землю свою».

Как видим, перед нами краткий отчет о набеге, длившемся меньше месяца и проведенном в конце зимнего сезона. Он был чисто грабительским, направленным на области, которые не прикрывались Гижигинской крепостью. Силы нападавших были не особенно велики и, очевидно, не были рассчитаны на столкновения с русскими. У оленных коряков угнали табуны, мужчин убили, а женщин увели в плен, однако мальчика-пастуха отпустили за выкуп. Острожки оседлых коряков не штурмовали, предпочитая торговать, хотя и здесь возникали ссоры, приведшие к гибели одного чукчи. Впрочем, найдя одиночную полуземлянку, разграбили и ее, а женщин увели в плен. Захватив два крупных табуна, чукчи вернулись домой. Данный набег, неожиданный для врага, без больших битв и многих потерь, но с хорошей добычей — типичный пример идеально проведенного налета.

Сам набег мог происходить на большое расстояние. Плотность же населения Чукотки тогда была очень незначительной. Вспомним, что в 1760-х гг. полковник Ф. X. Плениснер утверждал, что из Анадырска надо месяц ехать на оленях до чукотских жилищ (Вдовин 1959: 42). В одной чукотской сказке упоминается, что воины возвращались из похода с добытыми оленями и грузовыми нартами домой в течение десяти дней (Меновщиков 1974. № 86: 307, № 91: 315; ср.: Тан-Богораз 1958: 82), то есть они проехали порядка 150―200 км, в другой сказке до стойбища ехали 18 дней (Беликов 1965: 158).

При необходимости на сборы в поход отводилось краткое время: в одном эскимосском сказании говорится о выступлении на следующий день (Меновщиков 1985. № 127: 308). Отправляясь в поход, чукчи брали с собой стадо запасных оленей на случай, если ездовые животные погибнут от переутомления или голода. Так, в 1754 г. караван 500 чукчей насчитывал 2000 оленей (КПЦ. № 70: 181). Поскольку в нарту чаще запрягали двух оленей, то почти каждая нарта имела одного животного запасным. Кроме того, из этого же стада брали животных на убой. В экспедицию брали и запасные нарты, на которые садились, когда ездовые сани ломались. Возможно, на них же, как и на трофейных санях, при возвращении везли добычу и на них же, как и у коряков, сидели пленные женщины и дети (Иохельсон 1900. № 53: 130). Оседлые чукчи, соблазнившиеся добычей и участвовавшие в зимнем походе кочевников, ехали на санях, запряженных оленями своих кочевых соплеменников, но отношение к ним со стороны кочевых оставалось пренебрежительным (Богораз 1900. № 110: 286―287). Ехали цепочкой, один за другим, по наезженной колее, чтобы олени меньше уставали (Богораз 1899: 370). Когда же небольшая группа воинов отправлялась в поход пешком, то, скорее всего, как и на охоте, они также шли в ряд (Меновщиков 1988. № 99: 235; ср.: № 156: 364; Fieup-Riordan 1994: 330; Bruch 1998: 89; (аляскинские эскимосы)). В буран, если продолжали путь, нарты привязывали одни к другим, чтобы не потеряться (Рубцова 1954. № 27: 325. § 14―17); оленей также привязывали за рога (Меновщиков 19886. № 28: 130).