Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в.

Казалось бы, при столь разнообразных источниках получения «корма» проблема снабжения должна быть относительно легко решаема. Возможно, именно так думал и великий князь Владимирский и Тверской Михаил Ярославич, когда в 1316 г. попытался было наказать непокорных новгородцев и отправился на них походом со «всею силою Низовьскою» (выделено нами. – В. П. Важная деталь – великий князь поставил под свои знамена весьма значительные по тем временам силы!). Однако новгородцы мобилизовали все свои силы, и князь Михаил не рискнул вступить с объединенной новгородской ратью в «прямое дело», «не дошед города, ста в Устьянех (Устьянский погост Деревской пятины находился в 50 верстах от Новгорода. – В. П.); и тако мира не возма, поиде прочее, не успев ничтоже». При этом великокняжеская рать, проев за время бесцельного стояния взятые с собою припасы и опустошив местность, на обратном пути «заблудиша в озерех и в болотех; и начаша мереть гладом, ядяху же и конину, а снасть свою пожгоша, а иное пометаша: и приидоша пеши в домы своя, приимше рану немалу…»[42].

Где кроется корень проблем, с которыми столкнулся князь Михаил и с которыми он и его воеводы не сумели справиться? Похоже, что князь и его воеводы несколько недооценили сложность организации снабжения большого войска. Действительно, случаев, когда в поход выступало разом более 10 тыс. ратных (не считая обслуживающего персонала – всякого рода обозной прислуги и пр.), в русской средневековой истории немного. Даже в знаменитой Куликовской битве, которая вошла в историю как образец эпического противостояния, с русской стороны, как показывают расчеты, принимало участие никак не больше 10 тыс. бойцов, а скорее всего, существенно меньше[43]. В тех же случаях, когда летописи дают более или менее точные сведения, счет идет на сотни, в лучшем случае на первые тысячи ратников. Так, псковичи в 1426 г., во время конфликта с великим князем литовским Витовтом, послали на помощь осажденной Опочке полсотни бойцов «снастной рати», а главная псковская рать во главе с посадниками Селивестром Леонтьевичем и Федором Шибалкиным вступила в бой с войсками Витовта, имея в своем распоряжении 400 ратников. Князь Василий Юрьевич в 1435 г. взял Вологду, имея «дружины» 300 человек, а его брат Дмитрий Шемяка имел в своем распоряжении в 1436 г. около 500 дворян. Литовский князь Александр Чарторыйский, не желая присягать Василию II, в 1461 г. покинул Псков, где он пребывал на положении служилого князя, и увел с собою «двора его кованой рати боевых людеи 300 человекъ, опричь кошовых…» Наконец, в печально знаменитом сражении под Суздалем летом 1445 г., в котором Василий II был разбит татарами и пленен, его «полк» вместе с «полками» его вассалов князей Ивана Можайского, Михаила Верейского и Василия Серпуховского насчитывало менее 1 тыс. всадников. Пришедший к ним на помощь владимирский «полк» воеводы Алексея Игнатьевича насчитывал 500 ратных. Противостоявших им татар было, по сообщению летописца, 3,5 тыс.[44] При этом, как правило, кампании были краткосрочными и ратям приходилось действовать рядом с родным домом.

Между тем характерной особенностью Восточноевропейского театра военных действий была невысокая плотность населения и неразвитость инфраструктуры, существенно затруднявшая снабжение войск, действовавших здесь[45]. Согласно расчетам генерал-интенданта 1-й русской Западной армии Е. Ф. Канкрина, тот самый принцип, когда война кормит войну, более или менее удовлетворительно работает только в том случае, если плотность населения на предполагаемом театре военных действий составляет не меньше 2000 человек на 1 квадратную немецкую милю (или примерно 35–36 человек на км²). Такая плотность населения характерна для наиболее развитых регионов Западной, но никак не Восточной Европы. Так, в начале XVIII в. в Ломбардии этот показатель составлял 55 человек на км², во Франции – 39, Силезии – 31, Пруссии – 15, тогда как в Речи Посполитой – 8, а на западе России – 6[46]. И в рассматриваемый нами период ситуация на той же Новгородчине в лучшую сторону никак не отличалась. В упомянутой выше Деревской пятине в начале 40-х гг. XVI в. деревни-однодворки составляли почти 45 % от общего числа сельских поселений, двухдворки – несколько больше 31 % и чуть больше 16 % – трехдворки. Больших сел, насчитывающих более 20 дворов, было всего лишь 0,1 %[47]. Качество же русских дорог давно уже стало притчей во языцех, и весенне-осенняя распутица не раз становилась непреодолимым препятствием для передвижения не только войск и обозов, но даже одиночных всадников, как это было, к примеру, осенью 1559 г.[48] При чем тут распутица – исходя из контекста летописного свидетельства, Михаил отправился на Новгород «со всею силою Низовскою» летом 1316 г., причем, скорее всего, во второй его половине, чтобы можно было фуражироваться по ходу дела, «имая силно» провиант и фураж у крестьян и занимаясь потравой полей.