Военное искусство в Средние века

[Баннокберн (1314), несомненно, служит достойным внимания исключением из общего правила. Однако исход этой битвы является не результатом отказа от тактики, применявшейся при Фолкерке, а плодом неумелого, абсурдного руководства, какого можно было ожидать от кампании, которую вел Эдуард П. Силы Роберта Брюса, во многом схожие с силами Уоллеса, возможно, составляли 10 тысяч человек и 500 отборных конников. Брюс занял сильную позицию в Новом парке, прикрывая город и замок Стерлинг, которые Эдуард поклялся освободить. Шотландский король расположил силы, готовясь встретить противника на дороге из Фолкерка в Стерлинг, но англичане после обстоятельной разведки днем 23 июня 1324 года решили попытаться под покровом темноты обойти шотландцев с фланга. Поэтому они всю ночь с 23 на 24 июня занимались переправой через реку Баннокберн между деревней Баннокберн и мостом Крук, местности в XIV веке довольно топкой. Насчитывавшая 20 тысяч человек, армия Эдуарда всю ночь переправлялась через речку и к рассвету все еще была неорганизованной массой, скопившейся на равнине под церковью Святого Ниниана (первый местный христианский епископ, живший в 360 – 432 гг. – Ред.). Навести относительный порядок удалось только авангарду под командованием лорда Глостера. Это давало Брюсу блестящую возможность, чем он и поспешил воспользоваться. Развернув свою армию в сторону нового фронта, он пустил ее вниз по склону уступами «шилтронов», поразительно напоминающими обычное швейцарское построение для атаки, и, сокрушая сопротивление противника, ворвался в вязнувшие в болоте ряды англичан. Небольшое число английских лучников заняли позицию на своем правом фланге, но и их смяли и погнали с поля боя конники под командованием маршала Кита – единственный достойный упоминания подвиг, числящийся за шотландским рыцарством.

Рис. 4. Схема сражения при Баннокберне, 1314 г.

Сражение переросло в беспорядочную свалку между копейщиками Брюса и рыцарями Эдуарда. Последние, скованные ограниченным пространством, могли прибегать только к ограниченным, бесполезным атакам, совершенно не способным взломать строй копий. В то же время они несли страшные потери. Задние шеренги не могли принять участие в борьбе и беспомощно стояли, видя, как выкашиваются ряды их товарищей. В конечном счете, то ли от изнеможения, то ли из-за военных хитростей шотландцев, весь английский строй распался и поражение переросло в беспорядочное бегство. Позади лежали заболоченные берега Баннокберна и широкая излучина реки Форт. Сотни людей утонули, пытаясь спастись. Сам король Эдуард избежал пленения, избрав кружной путь, который вывел его за замок Стерлинг, куда комендант замка его не пустил. Никогда раньше и позже английская знать не терпела такого ужасного избиения и английская армия не терпела такого поражения. Его уроки были очевидны. Конница, какой бы храбростью и решимостью она ни обладала, не могла в одиночку одолеть стойких копьеносцев, а лучники без поддержки тяжелых войск бесполезны][71].

Следующий ряд кампаний, в которых английским лучникам пришлось принять участие, был направлен против противника, во всех отношениях отличавшегося от стойких копейщиков Южной Шотландии. Во Франции, больше чем в любой другой европейской стране, чувствовалось всемогущество извращенного до нелепости понимания военного искусства, ходившего под именем рыцарства. Армии Филиппа VI и Иоанна II Валуа состояли из вспыльчивых, недисциплинированных представителей аристократии, воображавших себя самой боеспособной военной силой в мире, но в действительности мало отличавшейся от вооруженной толпы. Система, воспроизводившая на поле боя отличительные свойства феодального общества, представлялась французскому аристократу идеальной формой военной организации. Он твердо верил, что поскольку он стоит неизмеримо выше крестьянина по социальной шкале, то, следовательно, должен в такой же мере превосходить крестьянина и в военном отношении. Посему он был не только склонен презирать пехотинцев всех мастей, но рассматривал ее выступление против него на поле боя как своего рода оскорбление его классовой гордыни. Самомнение французской знати, поколебленное на короткое время в результате битвы при Куртре (1302), вновь утвердилось после кровопролитного реванша у Монс-ан-Певеля и Касселя. Судьба, которая в этих случаях обернулась против храбрых, но плохо обученных горожан Фландрии, была характерна для любого пешего солдата, осмелившегося померяться силами с рыцарями, принадлежавшими к самой агрессивной аристократии в христианском мире. Но спесь ведет к беде, и французской знати еще предстояло столкнуться с пехотой, обладавшей свойствами, о которых она не подозревала.