Военнопленные Халхин-Гола

«…Привели в перевязочную комнату, стали по-идиотски перевязывать и говорят хорошо, я сказал нет, не хорошо, они и давай меня бить кулаками и потом повели в тюрму…» (Борис Евдокимов).

«…когда мне стали оказывать помощь, то сильно издевались, после этого 4 дня рана была не перевязана и от ран шел дух падалью…» в Харбине «…очень и очень издевались при перевязке их санитары и доктор вытаскивал тряпку из раны и кидал в лицо…» (Павел Чураев).

«…Санитарной помощи не давали четыре дня и только на пятые сутки сделали перевязку, рана уже загнила и когда они стали чистить рану, то вырывали кусками живое тело и обломки костей, нога моя стала воспаляться, тогда они стали делать уколы, щипать тело ножницами, по телу пошли синяки и темные пятна. Да еще, если придет какой санитаришка, да не поклонился ему, то до тех пор будут избивать, пока поклонишься да скажешь хорошо или спасибо, day них на этом стоит…» (Николай Шатов).

«…Когда узнали они, что я и мой товарищ больны, один унтер-офицер и группа солдат открыли дверь, поставили нас впереди себя. Унтер-офицер стал нам давить штыком животы…» (Андрей Колчанов).

Впрочем, вернувшиеся из плена красноармейцы отмечали, что японцы и со своими ранеными обращались не лучшим образом: «…Когда я ехал на грузовике в Хайлар, то унтер-офицер своих водителей и ехавших раненых бил всю дорогу. Раненый спросится в уборную (тяжело ранен, дорога дальняя – 230 клм.), то лучше не просись: сперва наорет, а потом прикажет снять оправиться.» (Николай Шатов).

Вопрос о смертности военнопленных в плену, как непосредственно на фронте, так и в госпиталях Хайлара и Харбина, остается открытым. По документальным данным,[44] известно, что в советских госпиталях в период с начала конфликта по 27 сентября умерло минимум 6 пленных японцев, еще трое умерли уже после передачи их японской комиссии. Соответствующих японских данных не имеется, а доступные материалы следствия и объяснительные записки военнопленных не содержат ни одного упоминания случая смерти в плену. Одновременно имеются сведения о ряде военнослужащих, по документам частей значащихся попавшими в плен, но отсутствующие в списках возвратившихся из плена. Они могли умереть в госпиталях, но могли и быть убитыми сразу после пленения.

Попытка оценки смертности в плену по косвенным данным (сопоставление численности возвратившихся из плена с японскими сообщениями об общем числе захваченных), в принципе не может быть надежной, так как общее количество пленных могло быть завышено – как в пропагандистских целях, так и вследствие ошибок суммирования данных разных источников.

«Пленный советский авиатор, страдающий от ран лица, госпитализирован японцами в Хайла ре, Маньчжоу-Го. Свиток на стене – японский национальный гимн». Life, 21 августа 1939 г.

«Смерть почти настигла другого русского авиатора (в центре), но японцы взяли его раньше. Он чудесным образом спасся, когда его цельнометаллический самолет разбился, был практически уничтожен». Life, 21 августа 1939 г.