Несмотря на то что на первых допросах Добржинский наотрез отказывался давать показания, Артузов терпеливо и настойчиво переубеждал его, стремясь доказать свою правоту вескими и неоспоримыми аргументами. Так продолжалось несколько дней, пока, наконец, Добржинский не стал отвечать на некоторые вопросы, а потом постепенно «разговорился»… Он критиковал взгляды и позицию маршала Пилсудского и положительно отзывался о действиях советского правительства. Учитывая это, руководство ВЧК решило убедить его в необходимости перехода на сторону большевиков.
«Артузов приложил немало усилий, чтобы Добржинский принял решение прекратить деятельность резидентуры. При этом он выдвинул принципиальное условие: людей, работавших на его резидентуру по идейным соображениям — задержанных или остававшихся на свободе, — не репрессировать. После согласия на сотрудничество Добржинский официально подтвердил, что является главным резидентом польской военной разведки в Советской России. Он высказал предположение о возможности прекращения разведывательной деятельности резидентом Петроградского отделения Виктором Стацкевичем. Под контролем сотрудников Особого отдела он организовал встречу А. X. Артузова со Стацкевичем, в результате которой резидент по идейным мотивам согласился прекратить подрывную работу против Советской России.
Артузов включил Добржинского и Стацкевича в оперативную группу, командированную на Западный фронт для оказания помощи армейским контрразведчикам в ликвидации подпольных ячеек ПОВ, проводивших разведывательно-диверсионную работу в тылу Красной армии. В списке этой опергруппы Добржинский значился уже как сотрудник для особых поручений 00 ВЧК Сосновский. Такой псевдоним закрепился за ним на всю последующую жизнь.
По возвращении с Западного фронта Игнатий Сосновский был награжден орденом Красного Знамени и уже официально зачислен в штат ВЧК. Впоследствии он стал одним из руководителей Контрразведывательного отдела, выведенного из состава Особого отдела ГПУ. В этом подразделении под фамилией Кияковский работал и Виктор Стацкевич.
Всего же по делам польского шпионажа в 1920 году было привлечено к ответственности около полутора тысяч человек»[124]
.Успехи молодой советской военной контрразведки были налицо, и написано о них немало. Однако, о чем известно гораздо меньше, в работе спецслужб стали проявляться и старые «болезни», которые «наследственными» вряд ли назовешь — все же большевистское руководство декларировало создание своих органов государственной безопасности «на пустом месте». Но вот что писал Феликс Эдмундович Дзержинский в личном письме своему заместителю Вячеславу Рудольфовичу Менжинскому в конце июня все того же 1920 года:
«Чувствую, что с моим долгим пребыванием в Харькове между Вами (Особым отделом) и Президиумом ВЧК пробегает все более черная кошка. Этому необходимо противодействовать в интересах дела. Если бы необходимость существования ЧК сознавалась партией и рабочими так же, как необходимость, скажем, органов снабжения, тогда можно было бы позволить роскошь расчленения одного целого ВЧК на ведомственные органы. Сейчас же, в реальных условиях нашей революции, при недостатке сил, при неизбежной тенденции ведомств покрывать своих сотрудников, при необходимости сообразно потребности момента борьбы усиливать чекистскую борьбу в той или иной области ценою ослабления в другой, все наше чекистское дело надо централизовать в одном органе ВЧК. Конечно, этот орган должен быть так построен, чтобы каждый из его отделов мог проявить максимум инициативы при максимуме ответственности. В этом отношении надо в организации ВЧК кое-что подправить. У меня созревает план совершенно реорганизовать Президиум ВЧК. В том виде, как он есть, его надо упразднить. Ответственные за ВЧК должны быть председатель и его заместитель…