Во второй половине дня 3 января я прибыл в Версаль. При мне находился Жуэн. Черчилль, получив мое послание, также собирался прибыть с желанием, судя по всему, выступить в роли посредника. Генерал Эйзенхауэр изложил ситуацию, которая действительно представлялась крайне серьезной. Он не стал скрывать ни масштабов и мощи немецкого наступления в Арденнах, ни появления у противника новых видов оружия, в том числе реактивной авиации и танков типа «пантера», которые поколебали моральный дух союзнических войск и поразили даже его самого. «В настоящее время, — говорил он, — главная угроза, похоже, предотвращена. Но необходимо вернуть утраченные позиции и вновь овладеть инициативой.
Мне, следовательно, надлежит восполнить резервы. Говоря об Эльзасе, где в течение двух суток противник развивает свой успех, я должен сказать, что кольмарский плацдарм делает наши позиции непрочными. Именно поэтому я отдал приказ занять другие, менее протяженные».
«Если бы мы проводили военные игры, — заявил я Эйзенхауэру, — я мог бы с Вами согласиться. Но я смотрю на вещи под несколько иным углом зрения. Отступление в Эльзасе ведет к захвату врагом французской земли. С точки зрения стратегии, к этому факту можно отнестись лишь как к тактическому маневру, но для Франции это означало бы национальную катастрофу. Ибо для французов Эльзас — святая земля. С другой стороны, поскольку немцы считают эту провинцию своей территорией, они в, случае ее захвата, жестоко отомстят населению за героически проявленный патриотизм. Французское правительство не желает возвращения немцев в эту провинцию. В настоящее время речь идет о Страсбуре. Я отдал 1-й французской армии приказ защищать город. В любом случае она подчинится моему приказу. Но будет прискорбно, если это вызовет распыление союзнических сил и, возможно, даже нарушит систему единого командования, на практике осуществляемую коалицией. В связи с этим я обращаюсь к Вам с просьбой пересмотреть Ваш план действий и самому отдать приказ Деверсу твердо удерживать позиции в Эльзасе».
Эти слова произвели на главнокомандующего впечатление. Однако он счел необходимым выдвинуть возражение принципиального порядка: «Для того чтобы я изменил свои военные приказы, — ответил мне этот выдающийся солдат, — Вы приводите политические причины». — «Армии, — возразил я, — созданы для осуществления политики государств. Вы знаете лучше других, что стратегия охватывает не только чисто военные, но и моральные факторы. Для французского народа и французских солдат судьба Страсбура имеет огромное моральное значение». В таком же духе по этому вопросу высказался Черчилль. «Всю жизнь, — заметил он, — я являюсь свидетелем того, какое место занимает Эльзас в чувствах французов. Я, как и генерал де Голль, думаю, что этот фактор следует принять во внимание».
Прежде чем согласиться с моей точкой зрения, генерал Эйзенхауэр предложил мне подумать, какая судьба ждет 1-ю французскую армию, если она решит действовать независимо от союзных армий. Он дал даже понять, что в этом случае американцы могут прекратить поставки горючего и боеприпасов. Со своей стороны, я также предложил ему хорошо подумать о том, что, позволив врагу разгромить оставшиеся в одиночестве французские войска, верховное командование рискует оказаться перед лицом непоправимого нарушения баланса сил, а лишив наши войска средств ведения боевых действий, вызовет по отношению к себе гнев французского народа, который может воспротивиться использованию на его территории железных дорог и средств связи, необходимых для союзнических операций. Я бы предпочел не думать о подобных перспективах, а уверовать в стратегическую мудрость главнокомандующего и его преданность делу коалиции, составной частью которой является Франция.
В итоге Эйзенхауэр согласился с моим видением сложившейся ситуации и сделал это со свойственным его характеру подкупающим чистосердечием. Он тут же связался по телефону с генералом Деверсом и приказал ему приостановить на данный момент отвод войск и ждать от него письменных распоряжений. Эти распоряжения были доставлены генералом Беделл-Смитом[72]
на следующий день. Я договорился с Эйзенхауэром, что Беделл-Смита будет сопровождать Жуэн, что для меня служило дополнительной гарантией, а для исполнителей приказов — доказательством достигнутого соглашения.Сидя по-домашнему за чаем после острой дискуссии, Эйзенхауэр доверительно рассказал мне, насколько усложняют ему его задачу, в самый разгар переживаемого армиями кризиса, различные требования участвующих в коалиции правительств, всевозможные претензии недоверчивых командующих родами войск — сухопутных, военно-морских, военно-воздушных, принадлежащих разным странам, личные амбиции его главных помощников. «В настоящее время, — сказал он, — большие хлопоты мне доставляет Монтгомери, выдающийся полководец, но злой на язык критик и страдающий подозрительностью подчиненный». — «За славу надо платить, — ответил я. — Но Вы выйдете победителем». Покидая отель «Трианон», мы расстались добрыми друзьями.