Военные пацаны (сборник)

– Ага. – Владик, вернув нож хозяину, продолжил: – Да, два обкуренных вникакую на мотоциклетке: «Аллах акбар!» – и в атаку на ногайцев с пулеметиком! Ну, ногайцы их и порешили в две минуты. Мотоциклет, вон, до сих пор дымится. Хрен знает, откуда они выскочили.

– А мы тут гадаем – откуда у них дым такой…

– Шашлыки, что ли, жарят…

– Видать, башню у них от наркоты конкретно подорвало.

– Тоже стрессы гасят, сволочи!

– Значит, где-то рядом рыщут, волки…

Кто не знает Владика, скажет: спокойный парень. Но это не так: несмотря на внешнее спокойствие и невозмутимость, видно, что человек на пределе. Мог подолгу молчать, но на вопросы отвечал сразу же, причем неизменно с юморком и в точку. Стрессы всегда давил горячим чаем и сигаретой или сигаретой с чаем. Коньяки и прочие напитки в то время не употреблял.

Так и получилось, судя по всему, из-за этого ножа покой потеряли все трое: Сергей Сергеич, Владик и Герасимыч. Герасимыч – из-за того, что не желает вот так сразу ни с того ни с сего расстаться с ножом и его повсюду с алчным блеском в глазах преследует практичный старшина Сергеич со своим «Герасимытш, задари!». Сергеич – оттого, что в его, когда-то сломанную на службе голову взбрела мысль заиметь вещественную память о боевом товарище; Владик же – оттого, что захотел во что бы то ни стало заиметь подобный нож, но когда случится оказия съездить в город – про то неведомо.

Наконец настал день, когда настойчивый Сергеич все же окончательно достал Герасимыча, и тот сдался, а Владик напросился в помощь зам по тылу и уехал с ним на продуктовые склады. И настал вечер, когда Владик приехал с новеньким ножом; Сергеич все никак не мог налюбоваться подарком; а Герасимыч размышлял: что же делать с новенькой солдатской миской, в ответ подаренной ему растроганным Сергеичем. Но при этом следует отметить – все трое нашли какое-то успокоение: Сергеич – при ноже и при памяти, Герасимыча не достает Сергеич, и Владик занят: усердно натачивает новенький нож. Какие уж там стрессы! Так что тот первый вечер прошел более-менее спокойно.

Следующие сутки вся троица была в наряде, но в разных сменах: Герасимыч в разведке, Влад на дорожном шлагбауме, старшина тоже куда-то укатил. После работы, до вечера, так же все было спокойно. Но с этого вечера Владик прекратил попусту распивать чаи, только курил. Позже, чтобы часто не отвлекаться от любимого дела, он приобрел знатную вместительную трубку и большую коробку ароматного табаку.

– Герасимыч, ты свободен, лапушка? Оцени – как я наточил! – В глазах мелькнуло подобие полного сексуального удовлетворения.

Герасимыч оценил:

– Что-то с одного краю неровно, кажется… Сергеич, глянь.

– Точшно, чшерезчшур как-то, однако. – Лезвие у финки стало неровным: один край был переточен волной.

Владик прицелился глазом по клинку:

– Ага… тьфу-тьфу… шибко, однако…

И началось!..

…Герасимычу в цвете снилась хрюшка, которую уготовляли на забой: какой-то садист перевязал путами свинюшку нарастопырку и, наслаждаясь мучениями несчастного животного, правил перед ее выразительно-выпученными глазами свой резак. Сергеичу же привиделся черно-белый кошмар в режиме ускоренного воспроизведения: как он в родном Полесье проворно убегает от преследующих его по пятам, на мотоцикле с коляской, фашистов, лязгающих на кочках вставными металлическими челюстями и, по ходу дела – шампурами об бруски: вжик-вжик! И еще кричат по-русски, сволочи: «Достал, епти!..»

– Доброе утро, господа! – Вжик-вжик. – Ну, вы и храпе-е-еть!

– Ты что, Влад, не спал, что ли?

– Да что-то не хочется. – Владик выглядел огурчиком. – И так полжизни умудрился проспать, сколько ж можно! А ты, Сергеич, чего так орал-то, епти?

Сергеич на вопрос не ответил и ловко сменил тему разговора:

– Слышь, Владик, а тебе зачшем это, что над ножом-то измываешшься?

– Хочу и буду! – лаконично ответил Влад.

Наблюдательный Герасимыч отметил – в результате ночного бдения кинжал утратил зеркальный блеск, потускнел, и волна пошла еще и с другой стороны лезвия: даже своей формой стала напоминать узкую ложку. Весь личный состав отряда тоже заметил – с Владом стало твориться что-то неладное: в любую свободную минуту, и днем, и ночью, он правил свой любимый нож! Похоже, в этом мире ему больше ничего и не нужно: это какое-то блаженство, удовольствие, наслаждение, даже, кажется, оргазм! Вжик-вжик! При любом раскладе в расположении – музыка орет, телевизор работает, молодежь шумит – всем слышно: вжик-вжик!