Наклонившись в дверях, Алексей вошел в тесную хату с большой русской печью и до блеска промытыми оконцами. Здесь было очень чисто, пахло сушеными травами. Возле окна сидела пожилая женщина в серой кофте, с темным лицом, покрытым мелким кружевом добродушных морщин. Она что-то растирала в глиняной миске.
– Здравствуйте, – сказал Алексей.
– Садись, садись, – закивала женщина, – ничего…
– Она глухая, – сказала девушка, входя в комнату, – ты с нею погромче.
– Кто здесь Королева?
– Обе мы Королевы, а что надо?
Стараясь скрыть удивление (не таким рисовался ему подпольный работник ЧК!), Алексей сказал:
– Величко тебе привет передает.
– Ты Михалев?
– Я.
– Мне Илларионов говорил.
«Уже успела повидать!» – все больше удивляясь, подумал Алексей.
– Документ у тебя есть?
– Вот он…
Она прочитала его госпитальную бумагу, придирчиво всматриваясь в подписи врачей, хотя – Алексей знал – все они были сделаны рукой Величко. Вернув бумагу, девушка улыбнулась, и ему сразу стало понятно, что ее строгость, и резкие интонации в голосе, и независимая манера держаться – все это напускное, что ей свойственно улыбаться, быстро и много говорить, бурно выражать радость и неудовольствие. На вид ей можно было дать лет восемнадцать, а то и меньше. У нее была крепкая фигурка, миловидное лицо с ямочкой на правой щеке, рот маленький – верхняя губа тоненькая, нижняя пухлая. А глаза уже не казались строгими и удивляли своей величиной – они были почти круглыми.
– Здравствуй, – сказала она и протянула руку, – Маруся. Вспомнили-таки обо мне! А то ведь с тех пор как белых прогнали, сижу здесь, будто никому не нужна. Я и в райком комсомола писала, и Величко, и Адамчуку, а они отвечают: сиди и все!.. Ты надолго? По какому делу?
Алексей оглянулся на женщину, которая, не обращая на них внимания, продолжала тереть деревянным пестом в глиняной миске.
– Она не слышит, – отмахнулась Маруся. – Это моя тетя, папина сестра. Она лекарка, травами лечит. У нее голова… При ней все можно говорить.
Алексей рассказал, зачем приехал. У Маруси разгорелись щеки. Она всплеснула руками:
– Ой, верно! Здесь нечисто, в Алешках. После белых столько дряни пооставалось – беда! Офицерики разные, кулачье. Их можно хоть сейчас взять. Хочешь, проведу? – она вскочила и, готовая к немедленным действиям, стала оправлять косынку на голове.
– Подожди, Маруся, – остановил ее Алексей. – Тебе Илларионов говорил, что положено делать?
– Поймешь этого Илларионова! Не то тебе помогать, не то ему…
– По указанию Величко, будешь при мне для связи. Сразу договоримся: приказы выполнять точно и без споров, обстановка сложная!
На миг в ее глазах сверкнули строптивые огоньки, но сразу погасли.
– Ладно, – сказала она, – со мной хлопот не будет!
– Кто-нибудь знает в городе, что ты была в подполье?
– Никто!
– Ты ведь и при белых тут жила?
– Да,
– А что делала?
– Разве Величко тебе не говорил?
– Нет.
– Совсем-таки ничего?
– Совсем.
Ему показалось, что Марусю это огорчило.
– Хватало дела, можешь быть спокоен! – сказала она и сдвинула тоненькие брови. – Мы с Аней Гольдман всю разведку вели…
Алексей посмотрел на нее с недоверием. Он и раньше знал, что из занятых белыми Алешек все время поступают сведения о врангелевских войсках, но он никогда не мог бы предположить, что исходят они от такой хрупкой на вид девушки, почти ребенка.
– У нас связным был дядя Фрол Селемчук, он рыбачит на Конке, – рассказывала Маруся. – Чуть не через ночь ездил в Херсон, а он старик, шестьдесят три ему… Мы здесь такое затевали!.. Я ходила к ним в штаб на работу наниматься, только не получилось. Один офицеришка – мокрогубый такой, зубы гнилые – сильно приставал. Думала, живая не уйду.
Алексей открывал в девушке все новые и новые черты. Он заметил две, точно бритвой проведенные, морщинки на стыке бровей, – когда Маруся хмурилась, они придавали упрямое, недоброе выражение ее лицу. Иногда она большим пальцем заправляла под косынку выбивавшуюся возле уха русую кудряшку, это было нервное движение, в котором угадывалась привычка постоянно быть настороже.
– А где сейчас Аня? – спросил Алексей.
– Аню поймали, – потемнев глазами, ответила Маруся. – Тот гнилозубый – Кароев его фамилия – солдатам ее отдал на потеху, а после ее повесили за косу. Она одна про меня знала и не выдала. Нас с нею вместе в Чека направил горком комсомола.
– Кароев? – переспросил Алексей. Это был контрразведчик, который завербовал Соловых…
Замучили Аню.. – Маруся собрала складки на носу, дернула подбородком. – Сама виновата! Со мной небось они такого не сделали бы!
– А чем ты лучше?
– Не лучше. – Девушка пошарила пальцами по сарафанной лямке и из вшитого в нее карманчика выдавила серебряный комок, сделанный из фольги.